Океан

Двумя огнями чёрных глаз он наблюдал из-за коробки дверного проема за движениями белых халатов. И злая насмешка над перепуганным медперсоналом появилась на его лице, ведь они и сейчас не переживали за мучения, переносимые Ерасовым, а тряслись за свои трусливые шкуры.

С такой же злостью он смотрел, как переносили безжизненное тело Ерасова Жени, и лишь он знал, что с ним на самом деле происходит, и кто наделил его такой силой и волей плыть навстречу Южному Кресту. И неизвестно, сколь долго длилась изматывающая погоня и через сколь долгий срок разровнялось небо, сменилось синевой, разгладились волны, и показался ОН.

Обезумев от усталости, с яростью, похожей на исступление, он отдавался погоне за звездой, остывающей во мраке. И сколько суток он смотрел на небо, пока не появилось это созвездие под названием «Южный Крест».

Через несколько дней он появился из запертых дверей реанимации. Измученный физически, истощённый, с тёмными впадинами под глазами, в которых отражалось счастье и желание жить долго и счастливо, обретя надежду. Он опять принялся искать, но уже не далекие звёзды, а близкого человека, которого нашёл мирно курящим в туалете. Он протиснулся сквозь толпу и ухватил его за плечо.

– Андрей, я нашёл его, я его нашёл.

– Кого?

– Южный Крест.

– Тихо! На, закури и слушай. У тебя теперь другой лечащий врач, Захатский Андрей Николаевич. Уколы тебе отменили, завтра пойдешь к терапевту. И не вздумай никому из них сказать ни о каком Южном Кресте. Если сделаешь, как я тебе скажу, то на следующей неделе можешь отпроситься домой на недельку, в лечебный отпуск. Пошли со мной, сейчас должны чифирку приготовить, а то ты бледный какой-то.

– Андрей, – остановил он Наумова, – ты, наверное, видел настоящий Океан?

– Нет, я шире, чем Липецкое водохранилище, в жизни ничего не видел.

В шестом отделении подбирался различный контингент. Не всем кололи болезненные сильнодействующие уколы, многие просто чувствовали себя здесь очень даже комфортно и уютно, имея возможность получать всё. В отделении было большое количество наркоманов, снимающих здесь наркотическую зависимость, людей, промывающихся от пьянки, вшивались эсперали, вгонялись торпеды.

Всем известно, что объем рынка средств и препаратов, избавляющих от наркотической зависимости, приравнивается к рынку наркотиков. Естественно, наркологи нашей родины не могут предоставить всем бесплатное лечение от такого недуга, да и у многих нет желания становиться на учёт в наркодиспансер. Договорившись с врачами, можно пройти полный курс избавления от наркотиков. Многие попали сюда неизвестно как и зачем. Многие проходили ВТЭК и просто убивали время, и поэтому, думать, что в отделении лежали абсолютные шизофреники или параноики было бы ошибочно. Поэтому здесь постоянно группировались отдельные компании или стаи. Их что-то объединяло: либо кружка чифира только для определённого круга, либо бутылка спиртного, либо какое-то другое занятие. У некоторых за плечами был срок в тюрьмах и колониях.

В отдельном кругу появлялся какой-либо лидер, и все собирались вокруг него. Любимым развлечением некоторых представителей было избиение «эмбрионов» – опустившихся, затравленных и заколотых, прыгающих в унитаз за недокуренными бычками и вечно попрошайничающих.

Как-то один представитель стада наркоманов сильно толкнул коматозного Ерасова в туалете так, что тот стукнулся об стену, на что получил сильнейший удар в солнечное сплетение от неизвестно откуда взявшегося Наумова, и бездыханно скорчился на полу

– Ещё так сделаешь, изуродую.

По традиции стаи ходили курить толпой, и никто из остальных не посмел даже вымолвить слова, ибо знали нечеловеческие возможности и жестокость этого худого парня.

Стадо всегда подчиняется силе, кровавые побоища в коридоре с санитарами были наглядным примером того, что искалечить в считанные секунды любого ему ничего не стоит. Поэтому место лидера, на которое он никогда не претендовал, оставалось за ним.

Людмила

Вторая ошибка Бога – это женщина

Ф. Ницше.

Среди медсёстер отделения самая молодая и самая красивая была Людмила. Эффектная высокая брюнетка со стройной фигурой была игривой кокеткой. Когда ставились капельницы в первой палате, она присаживалась на стуле в халате, который не скрывал красоту её изящных ног. На голове была красивая шапочка, из-под которой выглядывал хвост тёмных волос. И активная половина отделения начинала, как мухи вокруг мёда, кружится возле неё. При разговоре она задирала вверх подбородок, выпячивая свои пухленькие губки, как будто для поцелуя.

Излишнее или очень активное внимание, каких никаких, а мужчин ей нравилось, иногда забавляло, а когда она уставала или это всё надоедало, она просто вставала со стула и уходила в процедурную.

Многие объяснялись в любви, некоторые обещали рай в шалаше, а некоторые просто хвастались собой, троекратно преувеличивая свои достоинства, думая завладеть её сердцем таким образом.

И как говорил Пушкин, классик, знавший натуру женщины: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей».