Огненный мост

Первым появился Буторин. Хмурый, невыспавшийся. Он ходил по песчаным дорожкам, сняв кепку, задумчиво поглаживал непослушный седой ежик своих волос. Коган появился минут через пять и сразу сунул свой крупный нос в дверь столовой, принюхиваясь. И только Сосновский в своем опрятном костюме, в шляпе и с перекинутым через руку пыльником проявил равнодушие к атмосфере детского лагеря. Он с неудовольствием посмотрел на песчаные дорожки, на свои запылившиеся туфли. Потом отошел в тень транспаранта, снял шляпу и стал лениво обмахиваться ею, ожидая, когда позовут.

– Ну, все в сборе? – начал Шелестов. – Что интересного? Детство свое вспомнили? Не такое оно у нас было, а вот у нынешней ребятни такое. Но только закончилось оно рано, вот в чем беда! А здорово здесь, правда?

– Здорово, – согласился Буторин. – Например, у них в лагере всегда есть тихий час после обеда.

– И кормят четыре раза в день, – поддакнул Коган. – А что, Максим, нельзя как-то отомкнуть эту дверочку? Может, там завалялось чего-нибудь пожевать.

– Можно, – кивнул Шелестов. – Завалялось. Тут много чего завалялось. Ладно, пошли. Только не в столовую, а в кабинет директора лагеря. От его кабинета у меня ключ есть, там и поговорим.

Они пошли вчетвером по дорожке к административному корпусу. Между скульптур и белых березок. На них грустно смотрели окна спальных корпусов, как будто ждали, что эти люди сейчас сделают что-то такое, что снова закипит жизнь и оживет лагерь. Шелестов чувствовал, что все члены его группы начали ощущать эту атмосферу. Настоящий человек, если у него есть сердце, никогда не останется равнодушным к детям, к животным и произведениям искусств. В этом Шелестов убеждался не раз.

В кабинете было просторно и прохладно. Каждый уселся там, где ему было удобнее. Кроме стола и десятка стульев в кабинете был диван и два глубоких кресла. Максим открыл термос, который привез с собой, выставил в ряд стаканы и вопросительно посмотрел на товарищей:

– Ну, кому кофе?

– Пивка бы сейчас, – улыбнулся Буторин.

Налив в четыре стакана кофе, Шелестов коротко изложил ситуацию: в поле зрения попала экономист авиационного завода Люба Сазонова. Рассказывал он лаконично, стараясь передать лишь суть, но все равно кое-кто не удержался. Буторин выразительно посмотрел на Сосновского, а Коган со вздохом прошептал:

– Вот так всегда. Кому на мосту шпалы обнюхивать, а кому экономисток танцевать.

Сосновский, потягивая маленькими глотками крепкий кофе из граненого стакана, пропустил ехидную шуточку мимо ушей. Шелестов заметил ситуацию и подумал, что сейчас многим станет не до шуток. Он рассказал о найденных у Любы консервах производства Белгородского мясокомбината. Оперативники насторожились.

– По моей просьбе Маринин сделал запрос, ответ из Наркомата пищевой промышленности и из Управления тыла РККА пришел вчера вечером. Партии продукции комбината 36778, 3680 и 3682 в июне 1941 года отправлялись в службу тыла Западного Особого военного округа.

– Значит, кто-то из тех, кто встретил войну на границе, мог привезти сюда пару банок тушенки, – пожал плечами Сосновский. – Это или из обслуживающего персонала военного городка, или из клуба.

– Правильно мыслишь, Миша, – кивнул Шелестов, – но все гораздо интереснее. Отправлялись, но не отправились. Именно партия 3682 была отправлена в Барановичи и легла на военные склады. По частям не успели распределить ни одной банки. Барановичский окружной склад достался немцам в первые же дни войны. Возможно, что и в таких условиях тушенка могла попасть в руки наших солдат или местного населения, кто-то мог уехать на восток с этими банками, но в первые дни войны именно на Барановичском направлении события разворачивались так, что склады в большинстве своем достались немцам целенькими.

– В любом случае это серьезная зацепка, – согласился Коган. – Михаил, поздравляю!

– Серьезная, – подтвердил Шелестов. – По моей просьбе Маринин установил за Сазоновой наблюдение. И сразу появилась новость: за Сазоновой ухаживает какой-то человек, носит ей продукты. И она его подарки принимает.

Сосновский молчал, только поигрывал желваками, но никто больше не шутил. Дело было слишком серьезным. Тем более если женщина делает авансы двоим, принимает подарки от двоих, то тут не все так просто.

– Есть подробное описание этого человека. Оперативники сделают несколько фотографий с разных ракурсов, чтобы можно было провести опознание. Самым неприятным сюрпризом для нас является то, что этого человека оперативники наружного наблюдения никак не могу установить. Он уходит из-под наблюдения просто и умело. Вести его более плотно мы не хотим. Боимся, что спугнем.

– Он уходит от наблюдателей или просто действует профессионально, страхуется? – поинтересовался Буторин. – Это большая разница и очень важная для нас.

– Да, Виктор, согласен. Мы анализировали с Марининым этот факт и пришли к мнению, что это просто перестраховка. Но так себя вести советский гражданин не может. Это вражеский агент. И он умышленно входит в контакт с Сазоновой.