– Но Сазонова – это авиационный завод, – напомнил Сосновский. – Если только группа не нацелена на несколько объектов сразу.
– В городе могут автономно работать несколько групп диверсантов, – возразил Шелестов. – Группа может быть большой и иметь две и даже три задачи под единым руководством. В таком случае не исключено, что в городе есть абверовская резидентура.
– А может, все-таки он просто влюбленный и женатый, вот и страхуется? – неожиданно подал идею Сосновский. – Мало ли женатых и любвеобильных на белом свете. У них порой оснований скрываться больше, чем у агента абвера.
Гулять с Любой по улице Сосновский не собирался. Ходить к ней на свидание было бы прекрасным способом избежать постели. А визиты к женщине домой – это неизбежно приведет к тому, что с ней придется переспать. Нет, она, конечно, миловидная женщина, возможно, нежная и страстная. И вообще после европейских женщин у Михаила не было больше никаких. Но все же контраст был огромным. «Нет, я просто себя уговариваю, – подумал Сосновский. – При чем тут внешность, манеры, гардероб, походка и умение вести беседу? Мне просто стыдно переспать с ней в интересах дела и уйти, извинившись. Или не извинившись. Некрасиво как-то. Была бы Люба заведомо врагом, тогда все было бы иначе, спать с ней пришлось бы в целях оперативной разработки. Но Люба Сазонова, скорее всего, никакой не враг. Она сейчас для меня как наживка, на которую я пытаюсь поймать большую рыбу.
Надо решить для себя, определить собственную линию поведения с Любой. Советоваться с Шелестовым – значит поднять самого себя на смех. Может, соврать, что я импотент, что у меня было ранение и я теперь ничего не могу с женщинами? Только целоваться, вздыхать и дарить цветы. Цирк! Просто цирк!»
Стоп, что это? Михаил поймал себя на том, что машинально начинает проверяться, идя по улице. Да, ему не понравился человек в сером плаще, потому что он заметил его за своей спиной уже дважды. На втором подряд перекрестке. Профессиональные навыки сработали четко, даже на уровне подсознания. Сосновский сначала насторожился и только потом понял, что стало причиной беспокойства. Кому и зачем надо за ним следить? Этот вопрос возник следом за первым.
«Я же «представитель Главка» на авиационном заводе. С этой стороны мне ничто угрожать не может, за мной следить некому и не для чего. А вот отношения с Любой могут кого-то заинтересовать. Скорее всего, это или тот ревнивый ухажер, либо неизвестный, который носит ей подарки и продукты. Но человек у нас на подозрении. Подозревает ли он меня в связи с НКВД? Ну что же, в данной ситуации может быть только одно решение – установить, кто за мной следит. Поиграем!»
Сосновский прибавил шаг к конечной остановке трамвая. Удачно, трамвай вот-вот тронется. Легко вскочив на подножку, Михаил вошел в вагон. Кондуктор оказался рядом. Сосновский купил билет и отвернулся к окну. Предполагаемый преследователь тоже вскочил на подножку. Он остался на задней площадке, уставившись в окно. «Все правильно, он не должен поворачиваться ко мне лицом, не должен встречаться со мной взглядом. Я не должен запомнить его лицо. Профессионально. А если я сейчас сойду? Что сделает он?»
Ответ на этот вопрос последовал мгновенно. Сосновский уловил движение – неизвестный поднял небольшое дамское зеркальце, чтобы увидеть, где находится его объект. «Вот теперь сомнений нет: этот человек за мной следит. Но я дома, у себя в тыловом городе. Я могу сейчас подозвать любого постового милиционера или вон орудовца[7] с перекрестка и задержать шпиона. Не боится он этого? Уверен, что я так не сделаю? А почему?»
Крытый рынок гудел, как пчелиный улей. Между торговых рядов сновали люди с сумками, мешками и авоськами. Здесь пахло сразу всем: и рыбой, и мясом, и овощами, и фруктами.
Проскользнув между двумя дородными тетками, Сосновский оказался зажатым со всех сторон людской толпой. Он снял шляпу, ловко стянул пиджак и, держа его в руках, двинулся вместе с потоком покупателей к красовавшемуся в центре рынка фонтану. Несколько раз он оглядывался, ища глазами серый плащ и светловолосую голову. Преследователь исчез. «А не перестарался ли я, – подумал Михаил. – Нет, чего мне бояться? Потерял меня сегодня, так снова сядет мне на хвост завтра у завода».
Потолкавшись в рядах, Сосновский вышел из крытого рынка через боковые двери в центре зала. Было жарковато. Обмахиваясь шляпой и не надевая пиджака, он пошел по аллее среди прохожих. Увидев продавщицу цветов, Михаил залюбовался ее товаром. Пышные яркие георгины навели на мысль о Любе: «Интересно, а какие цветы нравятся ей? Прийти в следующий раз с ее любимыми цветами, она расслабится, и тогда можно поговорить с ней откровенно. О том человеке. Нет, нельзя. Шелестов запретит однозначно и будет прав. Мы слишком плохо знаем Сазонову, чтобы доверять ей вот так, на сто процентов. Да и Люба может мне просто не ответить на мои вопросы, решив, что я ее расспрашиваю из ревности. Буду настаивать – она обидится, замкнется».
– Красивые цветы, правда? – прозвучал рядом мужской голос.