Огненный мост

– Рискованно. Я бы не стал на их месте даже пробовать. Один попадет, десять спалятся сами и спалят первого. И тогда вообще никому не подойти – охрана поймет, что их чуть не обвели вокруг пальца.

– А если скрытно? Интересно узнать взгляд со стороны свежего человека.

– А ты помнишь, когда мы на лодке плавали, сколько глаз на нас смотрели в бинокли. Там в переделах прямой видимости было, кажется, три военных судна. Я потом еще понаблюдал. Любое движение по воде, даже самое незначительное, обязательно будет в поле зрения наблюдателей с катеров дивизиона или постов на мосту.

– Вывод: мост взорвать нельзя? – поторопил Когана Шелестов.

– Взорвать можно все, – покачал головой Борис. – Вы слышали, что у японцев в их культурно-военных традициях есть такой термин – токкотай[6]. Это добровольцы-смертники или просто люди, которые готовы пожертвовать собой ради хозяина.

– Японцы? – удивленно спросил Маринин. – При чем тут японцы? Ведь Япония держит нейтралитет и не вступает в войну?

– Ну, вот и я о том же, – усмехнулся Коган. – Прорваться на мост, что с суши, что с воды, может только смертник. Скорее всего, его убьют раньше, чем он что-то сможет сделать. А кого мы имеем в числе диверсантов? А, Глеб Захарович? В основном предатели, которые выторговали себе жизнь у врага и готовы лизать ему сапоги и выполнять его приказы, но не стремятся жертвовать собой во имя Германии.

– Есть и идейные борцы, – возразил Шелестов. – Например, из числа бывших белогвардейцев. Они тоже любят Родину, но любят ее такой, какой она была при царе. И они хотят вернуть тот строй и готовы умереть за это.

– Ладно, – согласился Коган. – Спорить не буду. Но это все чистая теория. Я что-то не слышал о таких выходках даже со стороны идейных белогвардейцев. Много они взорвали чего ценой собственной жизни? Давайте все же вернемся к мосту. Итак, его охраняет не милиция и не собственная ведомственная охрана. Мост охраняет полк НКВД. Поэтому отпадает вариант подкупа, запугивания и шантажа. Охраняется мост хорошо, поэтому прорваться к нему можно только с боем. Или в одиночку, но жертвуя собой. Поезда, которые следуют по мосту, как я знаю, проверяются постоянно и на стадии формирования, и при прохождении через станции. Так что вопрос с минированием состава тоже отпадает.

– Что ты предлагаешь? Успокоиться? – спросил Маринин.

– Успокоиться? – Коган невесело засмеялся. – Нет, товарищи, я предлагаю испугаться, потому что мы не знаем и даже не можем предположить, как вы убедились, как диверсанты будут взрывать мост. Нет у нас идей, а у них, я думаю, они есть. Вот такая картина маслом. Знаем, что диверсанты нацелены на мост, но не знаем, как, когда, какими силами и средствами.

– Считай, что успокоил, – подвел итог Шелестов. – У тебя, значит, тоже нет никаких идей.

– Есть идея. Не с того конца мы начали. Надо разрабатывать среду, из которой могут вынырнуть диверсанты. Упредить их надо там, а не на подступах к мосту. Когда они будут искать пособников, когда будут готовиться. А что за среда, не мне вам говорить. Железнодорожники, рыбаки, речники, а также близкие к асоциальным элементы: люди, жаждущие вкусно есть и пить, сладко спать, высоко взлететь, пожить за счет ближнего своего. Вот куда надо нацеливать агентуру.

– Ладно, усилим работу в этих направлениях, – вздохнул Маринин. – Мне пора. Еще мысли есть? Если нет, я пошел.

– Слушай, Борис, – сказал Шелестов, когда ушел старший лейтенант. – А ты не пробовал изменить тактику? Ты вот смотрел на мост с точки зрения защитника…

– Да знаю, что ты хочешь сказать. Этим я как раз и занимаюсь. Хочу влезть в шкуру врага. Хочу взглянуть на мост их глазами и понять, как его взорвать.

– И все?

– Нет, не все. Я думаю, что надо идти им навстречу. Та среда, о которой я сказал. Надо идти туда и пытаться заниматься тем, чем занялись бы диверсанты. Вербовать помощников, не раскрывая целей, не провоцируя людей, а подставляя себя под внимание тех, кто может в этой среде появиться с той стороны. Предложить себя. Стать наживкой.

Шелестов решил собрать всю группу вместе. Что-то подсказывало Максиму, что его ребята стали терять боевой порыв. Отчасти завязли в ежедневной рутине, отчасти стали сомневаться, что у них что-то получится. Столько времени заниматься одним делом и не продвинуться ни на шаг! От этого часто пропадает боевой запал. Даже у таких профессионалов. Нужно поднять тонус, повысить самооценку. Просто повидаться. Ведь что ни говори, а вместе их четверых связывает уже многое. И смерти в глаза глядели не раз.

К девяти утра группа стала собираться в условленном месте. И место это Шелестов выбрал не случайно. Во-первых, там сейчас никого не было и быть не могло. Это обычный пионерский лагерь, который не действовал с прошлого года. Но все в нем было так, что казалось, вот-вот распахнутся двери спальных корпусов и с криками и гиканьем высыпет ребятня с самодельными самолетами, со скакалками, хулахупами, спортивными мячами. Но молчали плакаты вдоль дорожек. Высились гипсовые скульптуры горнистов и знаменосцев. Молчал большой железный колокол над столовой.