Офицер и шпион

Эдмон и Жанна приглашают Полин остаться и тактично поселяют ее в комнате рядом с моей. Она держит мою руку под столом во время обеда, а потом, когда все засыпают, приходит в мою постель. Нежность ее тела знакома и необычна, как воспоминание о чем-то когда-то живом, а потом утраченном. Полин наконец развелась. Филиппа по его просьбе отправили за границу. У нее собственная квартира, девочки живут с ней.

Мы лежим лицом друг к другу, горит свеча.

Я убираю волосы с лица Полин и вижу морщинки у ее глаз и рта – раньше их не было. Я понимаю, что знаю ее с тех пор, когда она была девчонкой. Мы вместе достигли зрелых лет. Меня вдруг переполняет нежность к ней.

– Значит, теперь ты свободная женщина?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я попросил тебя выйти за меня замуж?

Пауза.

– Не особенно.

– Почему?

– Потому, мой дорогой, что если ты так ставишь вопрос, то я думаю, мне нет особого смысла выходить за тебя. Ты так не считаешь?

– Извини. Я отвык от разговоров, а в особенности от таких. Дай я попробую еще раз. Ты выйдешь за меня?

– Нет.

– Ты и вправду отказываешь мне?

Полин задумывается, прежде чем ответить.

– Ты не из тех, кто способен жить семейной жизнью, Жорж. А теперь, когда я развелась, думаю, что и я тоже. – Она целует мне руку. – Видишь? Ты научил меня жить в одиночестве. Спасибо тебе.

Я не знаю, как на это реагировать.

– Ты и в самом деле хочешь этого?

– Да, меня абсолютно устраивают наши нынешние отношения.

Так я получаю отказ в том, чего никогда по-настоящему не хотел. И все же почему я вдруг странным образом чувствую себя ограбленным? Мы лежим молча, потом Полин говорит:

– Что ты теперь собираешься делать?

– Надеюсь снова прийти в форму. Смотреть картины. Слушать музыку.

– А дальше?

– Я бы хотел вынудить армию взять меня назад.

– Несмотря на то, как они себя вели?

– Либо я заставлю их принять меня, либо позволю, чтобы им это сошло с рук. Но с какой стати?

– Значит, люди должны платить за свои поступки?

– Безусловно. Если Дрейфуса освободят, то из этого следует, что вся армейская верхушка прогнила. Я не удивлюсь, если последуют аресты. Это только начало войны, которая может затянуться. А что? Ты думаешь, я не прав?

– Нет, но тебе, возможно, грозит опасность впасть в одержимость.

– Не будь я одержимым, Дрейфус до сих пор оставался бы на Чертовом острове.

Полин смотрит на меня. Не знаю, что в ее взгляде.

– Ты не задуешь свечу, дорогой? Что-то я притомилась.

Мы оба лежим в темноте. Я делаю вид, что заснул. Несколько минут спустя Полин встает с кровати. Я слышу, как она надевает пеньюар. Дверь открывается, и я на мгновение вижу ее силуэт в слабом свете на площадке, а потом она исчезает в темноте. Как и я, Полин привыкла спать одна.

Дрейфуса высаживают посреди ночи в штормовую погоду на берег Бретани. Везти его в Париж для пересмотра дела нельзя – считается, что это слишком опасно. Поэтому его под покровом ночи привозят в Бретонский городок Ренн, где, как объявлено правительством, на расстоянии трехсот безопасных километров от Парижа состоится новое заседание военного трибунала. Первый день слушаний назначен на понедельник, 7 августа.

Эдмон настаивает на том, чтобы сопровождать меня в Ренн, на тот случай, если мне понадобится защита, хотя я и убеждаю его: ничего такого не потребуется.

– Правительство уже сообщило, что предоставит мне телохранителя.

– Тем больше оснований иметь поблизости человека, которому ты можешь доверять.

Я не спорю. В стране царит гнусная атмосфера насилия. На президента, посетившего скачки, напал с тростью антисемит аристократического происхождения. Сожжены чучела Золя и Дрейфуса. «Либр пароль» предлагает скидки читателям, а на своих страницах призывает их отправиться в Ренн и проломить головы нескольким дрейфусарам. Мы с Эдмоном рано утром в воскресенье едем на Версальский вокзал, у нас обоих пистолеты, и я чувствую себя так, будто отправляюсь с заданием на территорию врага.

В Версале нас встречают четверо телохранителей: два полицейских инспектора и два жандарма. Поезд Париж – Ренн прибывает в Версаль в начале десятого, он битком набит журналистами и зрителями, направляющимися на процесс. Полиция зарезервировала для нас купе в конце вагона первого класса, и телохранители настаивают на том, чтобы кто-то из них сидел между мной и дверью. У меня ощущение такое, будто я снова оказался в тюрьме. Люди приходят поглазеть на меня через стеклянную перегородку. Жара стоит удушающая. По вспышке я понимаю, что кто-то пытается сделать фотографию. Я напрягаюсь. Эдмон похлопывает меня по руке.

– Все в порядке, Жорж, – тихо говорит он.