Поездке, кажется, не будет конца. Мы приезжаем в Ренн, когда день начинает клониться к вечеру. В городе живет семьдесят тысяч человек, но я не вижу никаких окраин. Только что за окном показались заливные луга и лес, по широкой реке тащится баржа, и вдруг я вижу фабричные трубы и величественные дома серого и желтого камня с синими шиферными кровлями, над которыми подрагивает тепловая дымка. Два инспектора спрыгивают прежде нас, чтобы проверить платформу, потом выходим мы с Эдмоном, за нами – два жандарма. Мы быстро проходим по вокзалу к двум ожидающим нас авто. Я смутно чувствую шорох узнавания в переполненном зале, слышу крики «Да здравствует Пикар!» и ответное улюлюканье, потом мы оказываемся в машине и едем по широкой трехполосной улице с множеством отелей и кафе.
Мы проезжаем метров триста, когда один из инспекторов, сидящий рядом с шофером, поворачивается и говорит:
– Здесь будут вести процесс.
Заседания суда должны проходить в гимназии, чтобы вместить прессу и публику, но я по какой-то причине представлял себе мрачный муниципальный лицей. А передо мной прекрасное здание, символ провинциальной гордости, почти замок: четыре этажа высоких окон, розовый кирпич и светлый камень, а над всем этим высокая крыша. Периметр здания охраняют жандармы, рабочие разгружают телегу с бревнами.
Мы поворачиваем за угол.
– А это, – сообщает инспектор несколько секунд спустя, – военная тюрьма, где содержат Дрейфуса.
Тюрьма находится по другую сторону улицы от школы. Шофер замедляет ход авто, и я мельком вижу большие ворота в высокой стене с остриями, торчащими наверху, зарешеченными крепостными окнами, виднеющимися за стеной. На дороге кавалеристы и пехотинцы стоят перед толпой зевак. Я, как знаток тюрем, могу теперь сказать, что у этой довольно мрачный вид. Дрейфус провел здесь уже месяц.
– Странно осознавать, что этот бедняга так близко от нас, – говорит Эдмон. – В каком он состоянии – вот о чем я думаю.
Все хотят узнать это. Поэтому три сотни журналистов со всего мира прибыли в сей сонный уголок Франции, специальных телеграфных операторов привлекли для передачи предполагаемых шестисот с лишним тысяч слов текста в день, в здании товарной биржи власти поставили сто пятьдесят столов для репортеров, прибыли синематографисты, которые установили свои треноги около военной тюрьмы в надежде снять несколько дерганых кадров с заключенным, когда тот будет пересекать двор. Даже королева Виктория прислала Лорда, главного судью Англии, для наблюдения за ходом процесса.
До сего дня со времени возвращения Дрейфуса лишь четырем посторонним было позволено увидеть его: Люси и Матье и двум его адвокатам, верному Эдгару Деманжу, адвокату с первого процесса, и Лабори, которого привлек Матье, чтобы обострить атаку на армию. Я с ними не разговаривал. Все, что мне известно о состоянии заключенного, я узнал из прессы:
По прибытии Дрейфуса в Ренн префект известил мадам Дрейфус, что она может утром увидеть мужа. В 8.30 утра ее отец, мать и брат вошли с ней в тюрьму. В камеру Дрейфуса на первом этаже допустили только его жену, которая оставалась там до 10.15. При свидании присутствовал капитан жандармерии, но он благоразумно держался на расстоянии. Мадам Дрейфус сказала, что ее муж изменился меньше, чем она предполагала, но на выходе из тюрьмы выглядела сильно подавленной.
Эдмон снял комнаты на тихой улочке Фужере, в красивом, с белыми ставнями доме, стен которого почти не видно за цветками глицинии, он принадлежит некой мадам Обри, вдове. Крохотный передний садик отделен от дороги невысокой стеной. Снаружи на страже стоит жандарм. Дом расположен на холме всего в километре от школы. Из-за летней жары слушания должны начинаться в семь утра и заканчиваться ко второму завтраку. Мы намереваемся приходить туда каждый день рано утром.
В понедельник я поднимаюсь в пять. Солнце еще не встало, но мне хватает света, чтобы побриться. Я тщательно одеваюсь в черный фрачный костюм с ленточкой ордена Почетного легиона в петлице, выпуклость «веблея» в наплечной кобуре едва заметна. Я беру трость и высокую шелковую шляпу, стучу в дверь Эдмона, и мы вместе, в сопровождении двух полицейских, отправляемся вниз по склону холма к реке.