Офицер и шпион

Но я не становлюсь полным изгоем. Парижское общество разделено, и на каждую дверь, которая захлопывается передо мной, находится другая – которая открывается. По воскресеньям я прихожу на второй завтрак в дом мадам Женевьевы Строс, вдовы Бизе[59], на улицу Миромениль вместе с другими новыми соратниками, такими как Золя, Клемансо, Лабори, Пруст и Анатоль Франс. По вечерам в среду часто устраивают обеды для двадцати на проспекте Ош в салоне любовницы мсье Франса, мадам Леонтины Арман де Кэлливе, нашей Богоматери Кассации. Леонтина – экстравагантная светская дама с нарумяненными щеками и крашеными рыжими волосами, на которых сидит мягкая шляпка с розовыми чучелками снегирей. А по четвергам я могу пройти четыре перекрестка на запад к Порт-Дофин на музыкальные вечера мадам Алин Менар-Дориан, в чьей алой гостиной, украшенной павлиньими перьями и японскими гравюрами, я переворачиваю страницы нот для Корто[60] и Казальса и трех очаровательным молодых сестер, составляющих трио Шеньо[61].

– Ах, вы всегда так жизнерадостны, мой дорогой Жорж, – говорят мне три эти великосветские хозяйки. Они машут мне веерами и ресницами в полутьме свечей, утешительно прикасаясь к моей руке, – рецидивист всегда неплохой трофей для изысканного общества – и призывают своих гостей обратить внимание на мою безмятежность.

– Вы настоящее чудо, Пикар! – восклицают их мужья. – Я уверен, что не сохранил бы чувство юмора перед лицом таких неприятностей.

– Думаю, человек в обществе всегда должен носить комическую маску… – улыбаюсь я.

Но истина состоит в том, что я не ношу никаких масок. Я вполне уверен в будущем. И нутром чувствую, что рано или поздно – хотя и не представляю себе, каким образом – огромное сооружение, возведенное армией, эта рассыпающаяся оборонительная крепость из поеденной червем древесины обрушится на них. Ложь охватила все своей хрупкой паутиной – она не сможет выдержать давления времени и пристального взгляда. У бедняги Дрейфуса начинается четвертый год заключения на Чертовом острове, и он может не дожить до крушения. Впрочем, как и я. Но я уверен: возмездие неизбежно.

То, что я прав, подтвердилось даже скорее, чем я предполагал. Этим летом происходят два события, которые меняют все.

Сначала в мае я получаю записку от Лабори, который срочно приглашает меня в свою квартиру на улицу Бургонь, за углом от военного министерства. Я прихожу к нему через полчаса и нахожу там взвинченного молодого человека двадцати с небольшим лет, он явно приехал из провинции и ждет в приемной. Лабори представляет его: Кристиан Эстерхази.

– Так, – несколько настороженно говорю я, – у этой фамилии не очень хорошая репутация…

– Вы имеете в виду моего родственника? – отвечает молодой человек. – Да, это его стараниями. И более грязного мошенника еще не рождалось на земле. – Говорит он таким страстным тоном, что застает меня врасплох.

– Сядьте, Пикар, – говорит Лабори. – Послушайте, что хочет сообщить нам мсье Эстерхази. Вы не будете разочарованы.

Маргарита приносит чай и уходит.

– Мой отец умер полтора года назад, – говорит Кристиан, – в нашем доме в Бордо. Умер совершенно неожиданно. Через неделю после его смерти я получил письмо с соболезнованиями от человека, которого не знал прежде: от двоюродного брата моего отца, майора Вальсена-Эстерхази, он выражал сочувствие и спрашивал, не может ли он оказать мне помощь советом в финансовых делах.

Я переглядываюсь с Лабори. Кристиан замечает это.

– Мсье Пикар, насколько я понимаю, вы догадываетесь, что могло случиться вслед за этим. Но, пожалуйста, имейте в виду, что у меня не было опыта в таких делах, моя мать почти не от мира сего, она вся в религии, а две мои сестры – монахини. Короче говоря, я ответил моему благородному родственнику, что получил наследство в пять тысяч франков и семьдесят тысяч после продажи собственности. А потому буду благодарен за совет, как вложить эти деньги наилучшим и безопасным образом. Майор ответил: он предложил сделать вложение в дело его близкого друга Эдмона де Ротшильда. Мы, естественно, подумали: ничего более надежного и быть не может.

Кристиан отхлебывает чай, собираясь с мыслями, потом продолжает:

– В течение нескольких месяцев все шло хорошо, мы регулярно получали письма от майора с чеками, которые, по его словам, были дивидендами от вложений, сделанных Ротшильдом от нашего имени. Но вот в прошлом ноябре он написал мне письмо, в котором просил срочно приехать в Париж. Майор писал, что попал в неприятную ситуацию и ему требуется моя помощь. Естественно, я сразу же приехал. Дядя мой пребывал в страшной тревоге. Сказал, что его публично оклеветали, обвинили в предательстве, но я не должен верить этим россказням. Все это – еврейский заговор, имеющий целью отправить его на место Дрейфуса, и он может доказать это, потому что ему помогают офицеры военного министерства. Он сказал, что ему теперь слишком опасно встречаться с самым важным для него человеком, и спросил, не смогу ли встречаться с ним я от его имени и передавать послания.

– И кто этот человек? – спрашиваю я.