Офицер и шпион

Позднее тем вечером ко мне приходит Эдмон и сообщает, что Анри в конечном счете принял вызов. Дуэль состоится послезавтра в половине одиннадцатого утра на манеже Военной школы. Оружие – сабли.

– С Анри по правилам придет армейский врач. Нам нужно назначить собственного врача в сопровождение. У тебя есть какие-то предпочтения? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда я найду кого-нибудь. А теперь собирай вещи.

– Зачем?

– Затем, что меня ждет экипаж и ты поедешь ко мне, чтобы поупражняться со мной в фехтовании. Я не хочу быть свидетелем твоей смерти.

Я думаю, сказать ему о Лемерсье-Пикаре или нет, решаю не говорить – он и без того нервничает.

Пятница проходит в сарае Эдмона, где он час за часом испытывает меня, а я повторяю исходное положение сложной атаки, круговой защиты, ответного выпада и ремиза. На следующее утро мы покидаем Виль-д’Авре в начале десятого и возвращаемся в Париж. Жанна истово осыпает мое лицо поцелуями, словно не надеется больше меня увидеть.

– До свидания, дорогой Жорж! Я тебя никогда не забуду. Прощай!

– Моя дорогая Жанна, это не на пользу моему боевому духу…

Час спустя мы сворачиваем на проспект Ловендаль и видим толпу в несколько сотен человек перед входом на манеж, многие из них – кадеты Военной школы, ребята вроде тех, которым я преподавал. Но теперь, как только я выхожу из экипажа в гражданской одежде, они освистывают и оскорбляют меня. Дверь охраняет шеренга кавалеристов. Эдмон стучит, мы слышим звук отодвигаемой щеколды, нас впускают в знакомое, тускло освещенное прохладное пространство, где стоит едкий запах конского навоза, аммиака и соломы. Бьются крыльями в слуховые окна случайно залетевшие сюда птицы. В центре огромного манежа установлен столик на козлах, о который опирается крупная фигура Артура Ранка. Он подходит ко мне, протягивает руку. Ему, вероятно, ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но борода у него густая и черная, а глаза за стеклами пенсне горят любопытством.

– Я за свою жизнь сражался на многих дуэлях, мой дорогой, – говорит он, – вот что вы должны помнить: через два часа вы сядете завтракать с таким аппетитом, какого у вас в жизни не было. Драться стоит хотя бы ради того, чтобы почувствовать наслаждение от еды!

Меня представляют третейскому судье – отставному старшему сержанту Республиканской гвардии – и моему доктору, больничному хирургу. Мы ждем пятнадцать минут, наш разговор становится все более вымученным, наконец приветственные выкрики с улицы извещают о прибытии Анри. Он входит в сопровождении двух полковников и, игнорируя нас, шагает прямо к столу, стягивая на ходу перчатки. Затем он снимает фуражку, кладет ее, начинает расстегивать мундир, словно готовится к медицинской процедуре, которую хочет закончить как можно быстрее. Я снимаю свой пиджак и жилет, передаю их Эдмону. Судья проводит жирную линию мелом по бетонному полу. Отмеряет шагами исходное положение по обе стороны от нее и помечает их крестами, потом подзывает нас.

– Господа, – говорит он, – прошу расстегнуть рубашки.

Мы мельком демонстрируем наши торсы в доказательство того, что на нас нет никакой защиты. Грудь у Анри розовая и безволосая, словно брюхо свиньи. Все это время он смотрит на свои руки, в пол, на балки наверху – куда угодно, лишь бы не на меня.

Наше оружие взвешивается и измеряется.

– Господа, – поясняет старший сержант, – если один из вас будет ранен или рана будет получена кем-нибудь из ваших секундантов, дуэль прекращается. Но если раненый будет настаивать на продолжении боя, то после обследования раны дуэль может быть возобновлена. – Он вручает нам наши сабли. – Приготовьтесь.

Я пару раз приседаю, делаю несколько пробных выпадов и отражений атаки, потом поворачиваюсь к Анри, который стоит от меня шагах в шести и теперь наконец смотрит на меня, и я вижу ненависть в его глазах. Я сразу же понимаю, что он попытается меня убить.

– Приготовиться! – командует старший сержант, и мы занимаем свои позиции. Судья смотрит на часы, поднимает трость, резко опускает ее. – Приступайте!

Анри тут же бросается на меня, размахивая саблей с такой скоростью и силой, что чуть не выбивает у меня из рук оружие. Мне не остается ничего иного, как отступить под градом ударов, парируя их скорее по наитию, чем следуя выучке. Нога у меня подворачивается, я спотыкаюсь, и Анри замахивается саблей, целясь мне в шею. Ранк и Эдмон протестующе кричат, возражая против такого запрещенного удара. Я подаюсь назад и чувствую спиной стену. Анри уже оттеснил меня шагов на двадцать от моего исходного места, и мне приходится нырять, уворачиваться от него и, смещаясь в сторону, занимать новую оборонительную позицию, но он продолжает наступать.

Я слышу, как Ранк жалуется судье:

– Это же нелепо, мсье!

– Полковник Анри! – кричит судья. – Цель дуэли – уладить разногласие между двумя господами!

Но я вижу по глазам Анри: он ничего не слышит, кроме шума крови в ушах. Он делает очередной выпад, и я чувствую клинок кожей шеи, – пожалуй, никогда еще в жизни не был я так близко к смерти.

– Прекратить! – кричит Ранк.