Одолей меня

Она за мной наблюдает. Она всегда за мной наблюдает. Изучает мои реакции, их адекватность. Постоянно оценивает мое состояние, собирает данные. Хочет убедиться, что я выпотрошена. И собрана заново.

Я улыбаюсь еще шире.

В конце концов Иви отступает.

– Хорошая девочка, – мягко говорит она.

Я, все еще прижимая желтое платье к груди, стою посреди комнаты и смотрю, как она уходит.

Вот и опять я в той же самой ловушке. Меня уже держали взаперти против моей воли, давали красивую одежду, кормили как на убой три раза в день и требовали, чтобы я стала тем, кем никогда не была, а я боролась, боролась изо всех сил.

Ничего хорошего мне это не принесло.

Честное слово, если бы можно было отмотать назад, я бы все сделала по-другому. Если бы можно было пережить заново, я бы носила ту одежду, ела бы ту еду и притворялась бы до тех пор, пока не разобралась: где я и как сбежать на волю.

Вот мой шанс.

Уж теперь-то я поведу себя иначе: я подыграю.

Кенджи

Я просыпаюсь от рева в ушах, связанный и с кляпом во рту. Зажмуриваюсь, моргаю, чтобы сфокусировать зрение. Я крепко связан, не могу даже пошевелиться, а потому не сразу понимаю: ног-то своих я не вижу.

Ни ног. Ни рук, кстати.

От того, что я невидим, мне становится плохо.

Это не моих рук дело.

Я себя сюда не приносил, не связывал, не затыкал рот кляпом, и невидимым себя тоже не делал.

Только одна особа может такое.

Я в отчаянии озираюсь: где я, как отсюда выбраться? Мне удается перевернуться на бок и вытянуть шею, и я застываю от ужаса – до меня доходит, что я в самолете.

А потом – голоса.

Андерсон и Назира.

Я слышу: они обсуждают, что скоро посадка, и через несколько минут мы приземляемся.

Еще какое-то время самолет катится по посадочной полосе, и проходит целая вечность, пока двигатели не замолкают.

Андерсон уходит. Назира задерживается, говорит, что надо почистить салон. Захлопывает двери самолета, кабины, не обращая на меня никакого внимания.

Вот я слышу, как ее шаги приближаются к моей голове. Ногой она переворачивает меня на спину, и невидимость тут же исчезает. Назира молча взирает на меня.

Наконец она улыбается.

– Привет. – Вынимает у меня кляп изо рта. – Еще держишься?

Прямо сейчас я хочу ее убить.

– Ладно, – говорит она. – Понимаю, ты, наверное, расстроился…

– Расстроился?! Ты считаешь, что я расстроился?! – Яростно дергаюсь, пытаясь освободиться. – Женщина, черт тебя побери, развяжи меня…

– Развяжу, когда успокоишься.

– ТЫ ЕЩЕ ЖДЕШЬ, ЧТОБЫ Я УСПОКОИЛСЯ?!

– Прямо сейчас я пытаюсь спасти твою жизнь, поэтому да, я многого от тебя жду.

Я едва дышу.

– Ждешь. Чего?

Назира, скрестив руки на груди, смотрит на меня сверху вниз.

– Я как раз пытаюсь тебе объяснить, что у меня не было другого выхода. Не беспокойся. С твоими друзьями все в порядке. И мы можем помочь им выбраться из заключения прежде, чем наступят необратимые изменения.

– Что? Что ты называешь необратимыми изменениями?

Назира вздыхает.

– По-любому, только так можно было украсть самолет, не привлекая внимания. Требовалось поладить с Андерсоном.

– То есть все это время ты знала, что он жив, и молчала?

Она приподнимает брови.

– Если честно, я думала, и ты знаешь.

– Откуда, черт побери, я мог знать? – ору я. – Как я что-то мог знать?

– Прекрати орать, – требует Назира. – Я прошла через весь этот ад, чтобы тебя спасти, но клянусь богом, убью тебя, если ты сейчас же не заткнешься.

– Где?! – Я продолжаю орать. – ЧЕРТ ПОБЕРИ! МЫ СЕЙЧАС?!

И, вместо того чтобы меня убить, она хохочет.

– Где, как ты думаешь, мы находимся? – Она качает головой. – Мы в Океании. Мы здесь, чтобы найти Эллу.

Уорнер

– Мы можем жить в озере. – Она произносит это так просто.

– Что? – Я чуть не расхохотался. – О чем ты?

– Серьезно, – настаивает она. – Я слышала: мама говорила, как сделать так, чтобы люди могли жить под водой, я попрошу ее рассказать, и тогда мы сможем жить в озере.

Я вздыхаю.

– Элла, мы не сможем жить в озере.

– Почему нет? – Она поворачивается и смотрит на меня, глаза у нее большие, очень-очень яркие. Зеленовато-голубые. Они напоминают мне миниатюрные копии земного шара. – Почему мы не сможем жить в озере? Мама говорит…

– Хватит, Элла. Прекрати…

Я, вздрогнув, просыпаюсь, быстро открываю глаза, легким не хватает воздуха. Резко вдыхаю и закашливаюсь от избытка кислорода. Тело наклоняется вперед, грудь ходит ходуном, руки упираются в холодный бетонный пол.

Элла.

Элла.