Однажды темной зимней ночью…

Я прищурилась. Движение было мимолетным, как если бы кто-то на мгновение выглянул наружу проверить, какая на дворе погода. Привычное, невинное движение. Но в карминной комнате никого не могло быть. Я знала это наверняка, потому что миссис Ноукс держала ее запертой, чтобы внутрь не забирались пыль и грязь, и в полной готовности, чтобы к началу родов оставалось всего лишь откинуть покрывало с широкого ложа. И окно миссис Ноукс держала приоткрытым, чтобы комната проветривалась. Верно, это порыв ветерка потревожил портьеру, решила я.

Разумность найденного объяснения так приободрила меня, что я отмела побочные соображения. Между тем потребовалась сила двух мужчин, чтобы повесить эти неподъемные бархатные портьеры, а к стене пришлось прибивать новые железные карнизы. Отодвинуть такую портьеру я могла, только ухватившись за нее обеими руками, такая она была тяжелая. Я снова повернулась к деревьям. Ни тени даже легкого ветерка не тревожило снежного убора верхних ветвей. Зато под ними, в густой тени прямо справа от меня, что-то внезапно пошевелилось.

От неожиданности я замерла на месте, и Ричард обернулся ко мне, в его голосе проскользнули нотки нетерпения.

– Зря я рассказал тебе о Брайтах. Ты что, сильно расстроилась?

У меня перехватило дыхание, и я не смогла ответить. Страх тяжелыми тисками сковал мне горло, лишил дара речи.

В лесу кто-то был, и этот кто-то наблюдал за нами.

Белки двух глаз. Блеснула внутренность разинутого рта, тут же закрывшегося. Послышался влажный звук глотка.

Внезапно мои ноздри затопило звериным духом, а вместе с ним подступило что-то еще, и в следующее мгновение на меня пахнуло теплом живого дыхания, хотя передо мной не было никого, кто мог бы дышать мне в лицо.

– Кэтрин!

Голос Ричарда доносился откуда-то издалека, и такой же далекой казалась мне его рука в моей руке. Мое тело словно испарилось, от меня остались одни глаза, сосредоточенные на тенях под деревьями, и обнаженное сердце, от его гулких ударов мое зрение подергивалось рябью. Между тем в лесу под деревьями снова разинулся рот, и теперь я увидела прилагающееся к нему лицо, словно подсвеченное изнутри. Под кожей темнели кости, а из черного зева глотки вырвался звук, внезапный и пронзительный, точно вопль угодившего в капкан лиса. То был мой голос, мое лицо.

Ричард уже вовсю тряс меня, а я почувствовала, что во мне что-то обрывается. Я снова вскользнула в свое тело, оно все горело огнем, живот скручивался жгутом, как при судорогах.

– Миссис Ноукс! – все так же издалека донесся крик Ричарда. – Началось! Сюда, миссис Ноукс!

Я опрокинулась спиной в снег, Ричард склонился надо мной, и звериный дух заполнил мне нос и горло. Живот скручивало пуще прежнего, и я отдалась боли, уплывая из рассудка. Я даже не могла остеречь Ричарда, хоть словом предупредить, чтобы он оглянулся и увидел ее, стоящую у его плеча. Женщину со жгучими черными глазами.

День первый.

Страдание захлестывало меня, я кричала и хватала ртом воздух. Мою челюсть сжали два ледяных пальца, в рот протолкнулось что-то холодно-металлическое, затем белое и кислое вкусом наподобие амлы[31], но я знала, что никакая это не амла, а лауданум[32], как знала, что если проглочу его, то снова уплыву в забытье и не смогу сказать им. Но ледяная рука, рука доктора Хармана, не давала моим губам раскрыться, и я задыхалась, а потом мои силы сопротивляться кончились.

Лауданум обжег мне горло; мое тело, точно под спудом пурпурного бархата портьер, налилось тяжестью, изнутри толкались невидимые волны боли, но такие отдаленные, что я чувствовала их лишь урывками. Зато ощущала, что в черепе ползают чьи-то пальцы, точно обшаривают изнанку моего сознания. Одурманенная, неспособная отличить явь от видений, я в тот момент поняла, что она внутри меня, с ее жгуче-черными глазами и кромешно черным сердцем. Я ощущала ее, ее запах. В следующий момент пальцы забегали по коже моей головы и крепко ухватили меня за волосы. Я пыталась вырваться, но пальцы не отпускали.

– Ну же, миссис Блейк. Давайте-ка приберем их аккуратненько, не то спутаются и потом колтунов не вычешешь.

Миссис Ноукс, ее руки суетятся в моих волосах, причесывая их к родам. Я сама выбрала такой стиль: две толстые косы, уложенные вокруг головы. Но сейчас косы слишком сильно сдавливали мне череп, шпильки сильно кололись и царапали кожу. Голова у меня отяжелела и бессильно моталась на шее, точно на цепи, которая не может удержать увесистый якорь. Но я собрала все силы и повернулась на ее голос. Нет, подумала я, необъятный ужас булыжником сокрушил меня. Нет.

Глаза миссис Ноукс глядели на меня двумя черными дырами.

Я отчаянно барахталась, как тонущий, в глотке которого больше воды, чем дыхания. Но только снова почувствовала на языке кислую горечь амлы, и вторая доза лауданума отправила меня в еще более глубокое забытье.