Она шла медленно, раздумывала, надо ли идти так далеко от вагонов, чтобы услышать о каких-то рейках, но все же шла, потому что Павловский в ее глазах оставался начальником, а не подчиниться она не могла.
— Ты не обиделась? Ну, прогулялась немного… Далеко отозвал, чтоб никто не подслушивал… — сбивчиво начал Павловский.
— Можно было и там поговорить. Кому нужны мы? Ничего особенного… — Таня остановилась рядом и вопросительно взглянула на него. — Слушаю вас.
— Не надо официально! Мы одни, можно без официальщины.
— Вы говорили о каких-то рейках…
— Ах, да-а… Впрочем, успеем о рейках, никуда не денутся они. Я бы хотел не о работе…
Она смотрела в его бегающие глаза, начала догадываться, куда он клонит.
— Я должен, обязан, наконец, объяснить кое-что… Не будем касаться прошлого, об этом поговорим особо, выберем время и поговорим… Я волнуюсь, извини… Не ожидал от себя такого…
Он действительно волновался: кусал губы, смотрел в лицо Тане, отворачивался, опять взглядывал, пытался улыбаться, но улыбка быстро исчезала. Он видел: не верит она, поэтому такая сосредоточенная, молчит, поэтому такое непроницаемое лицо.
— Я сказал там, у вагонов, что не ожидал встретить здесь тебя… Это неправда. Не буду же в присутствии свидетелей объясняться, лучше подальше от всяких пересудов… Молчишь? Может, лучше всего помолчать?
Таня пожала плечами.
— Дело ваше.
— Ладно, скажу. Я знал, что ты здесь. До этого искал тебя… В такое время найти человека непросто. Узнал, что ты в вагонах, кое-как уговорил Карунного, прицепился… насчет рабочих, люди нужны мне, и вот, как видишь…
Павловский считал: если бы знал он, что Таня здесь, на стоянке, он поступил бы именно так, как говорил сейчас. Пусть сомневается в нем, не верит, в конце концов для этого у Тани есть основания. Он же обязан проявить терпение и мужество, выдержать упреки, а они, конечно, будут. Надо убедить ее в своих чувствах!
— Чего хотите от меня?
— Чего хочу? Быть с тобой! Ты постоянно должна быть рядом, вот чего.
— Как вы думаете сделать это?
— Ну, как… Пока не знаю, вместе решим.
— Давайте решать. Жениться, что ли, задумали на мне?
— Это было бы здорово! Но сейчас люди неправильно расценят. Нас не поймут…
— Значит, что остается?
Такого напора Павловский не ожидал; оказывается, не только внешне Татьяна стала иной. Будто ничего не сказала, даже не упрекнула, а ему деваться некуда.
— Остается быть вместе! — показывая обиду из-за ее непонятливости, выпалил он.
— Хорошо, будем вместе. Но почему нас не поймут?
— А потому, что время такое. К большому сражению готовимся, кругом огромное напряжение, а у нас медовый месяц, счастье. Не укладывается в сознании людей, не совмещается… Поняла? Мы нормальные, правда? Неужели не хватит ума встречаться пока что без всяких брачных бумажек. Сумеем! А ты хочешь торопить события.
— Я не тороплю… А вот вы еще не запрягли, а уже погоняете… — Таня едва не заплакала, на глаза навернулись слезы. — Почему предлагаете мне… такое? Как вам не стыдно! Кто я вам, чтобы так разговаривать со мной? Вы зачем отозвали меня?
Опешил Павловский, задергалась нервная жилка под глазом.
— Ты неправильно поняла… — Он отвернулся, чтобы скрыть замешательство. — Неправильно! Извини, но ты сейчас истолковала мои слова с высоты стиральной доски.
Тане стало горько. Не знала она, когда шла от вагонов, куда потечет разговор. О работе думала, больше ни о чем. А у него свое на уме…
— Кому-то и у стиральной доски надо, без этого не проживешь.
— Видишь, как ты придираешься к слову, обиделась. В чем упрекнешь меня?
— Упрекать не собираюсь… Нам не о чем говорить. Мне работать надо, перед прачками неловко, они гнутся над корытами, а я прохлаждаюсь.
Павловский схватил Таню за руку.
— Не пущу!.. Извини, пожалуйста, наговорил черт-те что… О работе разговор, только о работе. И мы все время будем вместе. Больше мне ничего не надо…
— О какой работе вы говорите? Вы же не опуститесь до стиральной доски?
— Не опущусь, ты права! А вот ты поднимешься. Пока будешь помогать мне, инструмент — нивелиром называется — носить, рейки… Это уже интеллигентная работа. Потом подберем что-нибудь получше, но обязательно — вместе…
Таня выдернула руку из его цепких пальцев.
— С чего вы взяли, что я хочу быть с вами вместе? Я и не думаю об этом!
— Но ведь было!.. Я хорошо помню…
— Мало ли что было.
— Хорошо, отбросим, не станем принимать во внимание наши отношения. О работе — и больше ни о чем. Ты знаешь, что такое приказ? Да еще в условиях военного положения? Мы с тобой как солдаты, только я чуть повыше тебя в должности. Вот я и приказываю: сейчас же собери самое необходимое — и со мной, на трассу. Надеюсь, все ясно?
Таня сдержанно вздохнула.
— Ясней не придумаешь. Что я буду делать?
— Носить рейки. Как женщину я пощажу тебя, нивелир тяжелее буду носить сам.
— Это ходить придется? Не смогу…
— Новости какие! Молодая, здоровая… Это симуляцией называется.
— Я беременна.
— Что?! — засмеялся Павловский.
— Я на самом деле беременна.
— Чушь… — Он словно испугался подтверждения слов Тани, отвернулся от нее, чтобы не видеть прямого взгляда широко открытых глаз.