Потом Риса приветствовали еще двое земляков — братья Бетховена: Карл и Иоганн. Им юноша совсем не удивился. Он знал, что они в Вене уже целых четыре года: Карл работал где-то кассиром, Иоганн — аптекарским помощником. В Вене шла нелестная молва о братьях композитора.
Наконец Бетховен познакомил своего молодого спутника с человеком, встретившим их музыкальным приветствием.
— Николай, граф фон Музыка! — торжественно произнес он.
По улыбающийся мужчина пожал Рису руку и представился иначе:
— Цмескаль.
На круглом лицо Риса отразилось такое смущение, что все рассмеялись.
— Это маэстро дал мне такое прозвище, присвоил такой титул, — разъяснил Цмескаль. — Подождите, он и вас быстро перекрестит.
Бетховен весело рассмеялся.
— Но, дорогой Цмескаль, что вы здесь, собственно, делаете? — сказал Бетховен, положив свои сильные руки на стол. — Вы, кажется, должны были бы находиться в Венгрии? А уж если вы оскверняете Вену своим присутствием, почему вы не соизволили прибыть к Фрису? Откуда вы знаете, кто там одержал победу, если сами дезертировали с поля битвы?
Грузноватый Цмескаль с притворным удивлением посмотрел на композитора.
— Смилуйтесь, маэстро! Не оглушайте меня градом вопросов, будто я Штейбельт, оглушенный градом звуков. Из Венгрии я вернулся лишь под вечер. А откуда мне известно, что вы победили? Гм, от самого себя! Разве есть в свете препятствие, недостижимое для любимца Вены Людвига Бетховена, предмета тайных мечтаний молодых княжен, графинь и баронесс? Композитор, которому нет равных в фортепьянной музыке, с которым не может соперничать ни один из живущих и ни один из покойных композиторов! Наполеон музыки!
Дружеская пикировка на этот раз продолжалась недолго. Младшие братья требовали подробного отчета о состязании во дворце.
— Поручаю Рису быть корреспондентом с моста военных действий, — объявил Бетховен. — Я же заслужил право на покой и чашку кофе!
Юноша был польщен таким вниманием. Он с удовольствием начал рассказывать обо всем виденном, по временам бросая на Бетховена взгляд, полный обожания. За несколько недель, что Рис прожил в Вене, он полюбил своего учителя всей душой. Он почитал в нем не только гениального художника, но видел в нем пример мужество юности. Тот сидел, склонясь над чашкой кофе — образец физической мощи, — широкоплечий, с головой. которую так красил высокий выпуклый лоб, с густой гривой волос, с твердыми чертами лица.
Между тем композитор не замечал восторженных взглядов, не слышал слов восхищения. Он дышал сейчас воздухом родины, думал о доме Брейнингов, где бывал так счастлив.
Бетховен задумался, убаюканный воспоминаниями. Как хорошо посидеть с тем, с кем можно оставаться самим собой!
В этом маленьком обществе никто не досаждал ему расспросами. Все знали о способности Бетховена замыкаться в себе на долгие часы. Композитор не выносил, когда его отвлекали, если он хотел остаться наедине со своими думами.
Бетховен пребывал в задумчивости до тех пор, пока не отзвучал голос Риса и слово взял его брат Карл. Теперь душа его как бы раздвоилась. Часть ее продолжала свой путь по дорогам воспоминаний, другая возмущалась болтовней брата, бранила и высмеивала его.
— Людвигу это ничего не стоит, — распространялся Карл. — Только сядет к роялю — и соната уже готова. Остается только записать.
«Глупец, — думал сердито композитор. — Это твои бредовые фантазии. Никогда мне легко не дается ничего. Посмотрел бы ты мои черновики! Как перечеркиваю, как выбрасываю готовое! Ты бы увидел, какого труда стоит каждый такт».
— Имя Бетховена сейчас в моде, — хвастал Карл с таким видом, будто он и есть тому причина. — Сколько высокородных барышень сейчас к нам льнут! Каждая считает за честь стать ученицей самого прославленного пианиста Вены.
Цмескаль, слушавший все это с неудовольствием, внезапно рассмеялся:
— Больше всего барышням, наверное, правится, как он обходится с ними! Ему бы впору розгами обзавестись, чтобы он мог пройтись по их нежным пальчикам! Когда они играют плохо, он бросает ноты на пол, бранится!
— Так и нужно! — отозвался аптекарский помощник Иоганн, молчавший до сих пор. — Иначе они могут по- думать, что играть на фортепьяно так же легко, как бить в тамбурин. Мы все прошли в Бонне суровую школу.
— Возможно, — смеялся Цмескаль, — только ведь вы не такие нежные создания, которые учатся у него. А к Людвигу ходят сущие ангелы! Например, некая Гвиччарди. Ручаюсь, милый Рис, что у вас голова пойдет кругом, как только вы ее увидите!
Это имя мгновенно дошло до сознания задумавшегося композитора и снова отдалило его от говорливой компании.
Джульетта Гвиччарди!
Он прекрасно помнит тот день, когда она впервые пришла в его дом. Казалось, что от нее исходит свет — будто из-за туч вышел месяц. Чистое, прекрасного овала лицо в рамке из черных волос… Удлиненные глаза, а в них удивительная глубина. Ее уста, еще по-детски припухшие, природа создала похожими на маленький красный цветок…