Один на льдине

Хорошо. Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество. В. И. Ленин. Нет, это не из «Мира мудрых мыслей», это плакат сбоку сцены во всех гарнизонных клубах и домах культуры. Советской Армии, естественно. Итак — берем идеального начинающего писателя и обогащаем его память всеми литературными богатствами.

Он владеет как суммой приемов классицизмом, романтизмом, сентиментализмом, критическим реализмом, а также модернизмом всех изводов, постмодернизмом, мовизмом уж заодно — ну, и всеми видами контрлитературы от Крученых до Буковски.

А теперь любуемся на полные противоположности и впадаем в тупое отчаянье:

Чехов — и О. Генри. Бессюжетность и сюжет, депрессия и ирония. Да Чехов ненавидел О. Генри, уничижительно называл его рассказы «шарнирными», считал фиглярством. При том что сам, увы, сюжеты строить не умел: он пел «прямо по жизни», прямотоком.

Хемингуэй — скупость слов и честность чувств. А вот Гюго — море р-рымантики и высокого штиля.

Ну вот Мериме считал Стендаля бедолагой, который плоховато писал, словом не владел.

А вот Томас Манн — писатель, на мой взгляд, невыразимо скучный и длинный. А вот «Мост короля Луи Святого» Уайлдера — отточенная проза, философский роман на ста страницах.

И что получается? Писать как Достоевский и думать как Хемингуэй — ну не фиг же делать! Один неряшливо, небрежно, плохо писал — другой мысли имел весьма нехитрые, и те в очень ограниченном количестве. Мыслей у Хемингуэя — штуки четыре, и с ними он прожил жизнь: мир жесток и норовит убить, сражаться надо в любых условиях, любовь прекрасна и обречена, мы проиграем, но не сдадимся. Аллес капут. Все.

Так что же значит «писать хорошо», если абсолютная посредственность во всем Чарлз Буковски писал вообще никак, это графоман полный, строго говоря — и вот он считается классиком ХХ века? Ну, в Америке считается.

И тут мы прежде времени подходим к важнейшему моменту: писать хорошо — и иметь успех, — это часто разные вещи. Совсем разные.

В теории писатель должен владеть сюжетом, хорошо складывать композицию, иметь глубокие и оригинальные мысли, создавать богатые запоминающиеся характеры, и излагать все богатым, гибким, точным, чистым и красивым языком.

Короче — это Шекспир. Начитавшийся Аристотеля. Остальные могут застрелиться.

И тогда получается так. В теории — что значит писать хорошо? Это ты такой грамотный, с таким богатым словарем, с языковым слухом, с умением и строить сюжет, и создавать характеры, и проникать в глубины психологии человеческой, и идеи выдавать оригинальные и мощные. И при этом — у тебя свой стиль, почерк, язык, свое собственное оригинальное лицо.

То есть. Не в том дело, что в наихудшем случае ты выходишь Аксенов или Шукшин. А в том, что ты качественно, по мощи, по сумме аспектов искусства, равен не Толстому, так Булгакову. Вот тогда ты качественно работаешь, тогда ты, значит, пишешь хорошо.

Ай-я-яй! Но тогда и Трифонов не велик писатель, и Катаев ничего такого эдакого не написал. А уж современная западная литература, Америка и Франция прежде всего — это вообще отстой. Уэльбек и Вербер по сравнению с великими классиками французскими, да хоть с Сартром или Ионеско в ХХ веке — это жалкие ремесленники с мозгами пэтэушников от литературы. Примитивные переростки. Но Чак Паланик — это вообще урод, весь этот «неопримитивизм» и «буквализм» с «журнализмом» придуман изнывающими от бестемья критиками-либерал-прогрессистами, чтобы придать какое-то значение потоку упаднической примитивной фигни и создать поле для дискуссий и обсуждений.

И тогда выходит. Что в идеале писатель должен уметь все. Владеть всеми стилями и приемами великих. То есть — владеть мастерством на уровне профессионала. Что есть условие для писательства недостаточное, но необходимое. В идеале, конечно. На деле так крайне редко бывает.

Например. Сорокин хорошо имитирует разные стили: классики, архаичный, молодежной прозы 60-х. По каковому поводу некоторые критики захлебываются от восторга. В принципе правильно захлебываются: это мало кто умеет. Хотя по-хорошему рассуждая, должен был бы уметь каждый, мнящий себя профессиональным литератором. Ну, я слишком много хочу.

Вот борец вольного стиля. Вот он подходит к уровню мастеров. Он знает с вариациями две сотни приемов, и выполняет их хорошо. Но. В соответствии со своими индивидуальными физическими данными, ростом и сложением, скоростью и реакцией, он имеет пять-шесть любимых. Коронных. Которые у него лучше всего идут. Если он на этот прием ловит соперника — это выигрыш. И вот сюда он уже вкладывает собственные нюансы, у него есть свои особенности в исполнении этих приемов: чуть иначе довернул ногу, чуть больше или меньше сделал скрутку и тому подобное.