Один на льдине

И была оглушительная слава, и страшная зависть, придирки и неприятности, и Гладилин ушел из Литинститута, и стал завотделом литературы «Московского комсомольца». И если его Виктор Подгурский, не поступивший в институт и пошедший в рабочие, рефлексирующий неудачник в карьере и личной жизни, приветствовался и поносился как нетипичный для советской литературы герой, то вторую книгу Гладилин так прямо и назвал: «История одного неудачника». Она будет переиздаваться под вторым заголовком: «Бригантина поднимает паруса».

В то самое время страна только узнала о Павле Когане, «Бригантина» звучала как откровение, открывались молодежные кафе «Ассоль» и «Аэлита», и «один неудачник», ершистый московский паренек, поехавший за тысячи километров на сибирские стройки, вот он гонит свой грузовик по Чуйскому тракту и ждет приезда из Москвы любимой девушки — это и есть Герой нашего времени, романтик жизни, ненавидящий романтику слов и готовый к тяжелой пахоте и грубому быту.

Это попадание в цель настолько точно, что через десять лет станет штампом. Потомки и последователи Вовки Андрианова в молодой советской прозе неисчислимы.

Если сначала Гладилин мотался на Алтай — потом он доберется до Колымы и встанет рабочим на золотой прииск. Тогда и появится книга «Песни золотого прииска», за которую ему неслабо нагорит: а не порочь советских тружеников отрицательными чертами.

И как резко выделился из литературного потока «Дым в глаза. Повесть о честолюбии». Вот заурядный рефлексирующий ботаник мечтает о чем-нибудь великом. Ну — так является волшебник, готовый исполнить желание: сделать его кем угодно. И честолюбивый Игорь Серов выбирает мечту-максимум, идеал успеха: он становится… знаменитым футболистом! (Как мельчают люди, вздохнул волшебник…) Но триумф звезды национальной сборной оборачивается привычной тяжелой работой — ему все надоедает… В финале он шкерит рыбу на Дальнем Востоке и обретает некую значимость в своей доле работяги.

Если кто-нибудь когда-нибудь захочет понять жизнь той эпохи и советскую молодежь шестидесятых — тех, чья юность пришлась на 1956–69 годы — ему нужно будет, необходимо будет прочитать книги Анатолия Гладилина. Потому что именно он, как никто другой, выразил настроения и особенности поколения — его наивность, романтизм, веру в коммунизм и труд, преданность своему государству, его жажду обретения счастья в созидании единых со всем народом дел. И чуть позднее — мучительную тщету усилий понять: так в чем же смысл нашей жизни, в чем наше счастье, почему остается недостижимой мечта о нем — почему же все в жизни пошло не так?..

Аксенов писал лучше. Стругацкие мыслили глубже. Эренбург, Солженицын, Симонов звучали громче. Но сущность поколения шестидесятников, сущность этой эпохи через взгляд и язык новой молодежи, через их мысли и чувства, их жизненные стремления и ценности — Анатолий Гладилин выразил полнее, честнее и глубже всех.

Вы понимаете — у молодого Гладилина все всерьез: и комсомол, и народные дружины, и производственные собрания, и патриотизм, и смысл жизни обретается в тяжелой работе, нужной стране. Это все — честно, искренне, от души! Надо же понять и учесть: шестидесятническая молодежь такая и была! И тупое стадо было, и гнилье было, но та волна, которая и двигает историю — сколько-то образованная и энергичная молодежь, студенчество и пахари около романтики — вот такими мы и были.

Гладилин был один из нас. И главнейший его талант — он говорил то, что мы сами хотели сказать, но смутно понимали и не могли, а он вот — умел и смог.

Он писал о ровесниках, и подведением итогов стала «История одной компании». Ему было тридцать — и героям было по тридцать. А на дворе стоял, друзья-товарищи, шестьдесят пятый год…

Шестеро школьников становятся в тридцать лет портретом страны и поколения: начальник литейного цеха, ученый-геолог, артист, работяга… Они живут интересно и по-разному, работают на совесть, налаживают свои жизни и приносят пользу людям. И только главный герой, мятущийся неудачник в любви и карьере, все ищет смысл жизни, и счастье его остается там — в юности, в друзьях, в смутных надеждах на нечто самое важное для всех. И за иронией языка, за стоицизмом характера — стоит тот же вечный вопрос: хорошо, вот мы любим, мы дружим, мы работаем, но по большому-то счету к чему это все, чего ради, где смысл и в чем счастье нашей жизни?

А уже звучал процесс Даниэля и Синявского, уже сняли Никиту, уже четвертый десяток пошел поколению звездных бунтарей советской литературы, и молодая убежденность в торжество коммунизма рассеивалась в смутную неясность перспектив. Жизнь становилась сытнее, государство лживее, а цели все неопределеннее. (И Солженицын уже писал «Архипелаг ГУЛАГ».)

В памятном 1968, танки в Праге, Политиздат при ЦК КПСС завел книжную серию «Пламенные революционеры». Привлекали таланты: издавали быстро, платили много, дозволяли патриотическое вольномыслие. Но список героев утверждался сверху.