И в первой десятке, начало 1970-го, вышло гладилинское «Евангелие от Робеспьера». В то время хорошая рецензия равнялась доносу. Книга осталась почти не замеченной. Брежневский застой уже начался, и автор приблизился к лагерному сроку.
То книга о трагической тщете революции. О том, как все герои и творцы уничтожают друг друга, и кровь льется во имя светлой цели. И к власти приходит торжествующая посредственность, грабящая народ и страну. И новый диктатор твердой рукой наведет порядок, ведя страну к величию и будущей катастрофе. (Иллюстрации Игоря Блиоха стоит вспомнить.) Так неужели ради сегодняшней пошлой сытости лучшие люди нации отдавали свои жизни?.. В чем смысл великой борьбы и былых свершений?..
Наступил крах идеалов поколения. Лариса Шепитько снимала эпохальный фильм «Ты и я» (1971), так и не понятый официозом. А на Западе рушился свой миропорядок, и в том же 1970 вышел на экраны великий «Кромвель», Ричард Харрис получил приз Московского кинофестиваля за главную роль. В чем смысл нашей борьбы, где справедливость, во что теперь верить?..
В 1970 году шестидесятничество отчетливо закончилось, в кои-то веки календарь не соврал. Все главное было ими уже сделано; написано. Впереди была долгая жизнь на спуске с сияющих вершин.
Гладилин не вошел в истеблишмент «Нового мира», внутриредакционная механика была непроста и Твардовский был непрост. «Прогноз на завтра» попал за рубеж и был издан в Западной Германии, эмигрантское издательство «Посев»: это было тяжким обвинением советскому писателю. Я помню дискуссию на полосу «Литера-турки» зимой 1973: Гладилин сетует на бессмысленную литправку редакторами, а критик Григорий Бровман объясняет, что всех надо редактировать, это улучшает литературу.
И в 1976 году родоначальник советской молодежной прозы Анатолий Гладилин, сын матери-еврейки и муж жены-еврейки, уезжает по израильской визе из закрытого СССР и поселяется во Франции. Он жил легко, молодое счастье успеха остается в человеке навсегда. Но судьба уже кончилась.
…Я так и не привык, что говорил ему «Толя» и «ты», хотя в старости тринадцать лет разницы уже не разница. Я спрашивал, а он рассказывал, и у меня все время перехватывало дыхание: это они очертили пространство нашей юности, которую мы прожили по их следам. Аксенов, Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Войнович, Искандер — только что они еще были здесь, с нами: когорта великой эпохи.
Прощание с Гладилиным — это как последняя свечка погасла после спектакля. Когда-то она засветилась первой в начале дивного действа.
Теория и практика литературного качества и литературного успеха
Уважаемые коллеги! Молодые дамы и молодые же господа! Как говорил нам, своим семинаристам, сорок лет назад мудрый Борис Стругацкий: «Никто, никого, никогда писать, разумеется, не научит. Да это и невозможно. Но можно предостеречь молодого, начинающего писателя от наиболее типовых, вечно встречающихся ошибок — и тем сберечь ему время. И кроме того молодому, еще непечатающемуся писателю совершенно необходима атмосфера творческого общения — где его поймут и где он сможет с себе подобными разговаривать на своем языке, иначе он закиснет, задохнется без воздуха». Так что я, имея несчастье быть намного старше вас, попробую просто поделиться с вами какими-то соображениями, чем-то из собственного опыта.
Все понимают, что писать надо хорошо. Писатель должен писать хорошо. Разумеется. Но вот что такое хорошо и что такое плохо — здесь возможны разные точки зрения.
Хорошо — это как?
Ну, во-первых — это грамотно. Конечно. Однако заметим, что были классики, которым жены и редакторы расставляли запятые и даже исправляли некоторые ошибки. Кроме Джека Лондона так сразу резко никто в голову не приходит, но он был вполне приличный писатель; и не он один был нетверд в синтаксисе и даже вообще грамматике. Это о чем? О том, что главное — речь должна хорошо звучать в голове и быть передана словами, а уже нюансы в пунктуации на письме — это вопрос школьного обучения, здесь как раз редактор может помочь таланту, не совсем твердому в запятых. Хотя — писать надо самому, конечно.
И здесь заметим: весь синтаксис — это графическая передача интонационного строя речи. Возможности синтаксиса формально весьма ограничены — ну сколько их, знаков препинания? Точка, запятая, точка с запятой, тире, двоеточие, многоточие, восклицательный и вопросительный знаки, ну еще комбинация восклицательного с вопросительным. О — девять: даже еще один палец не-загнутым остался! Однако — еще мы должны прибавить абзац с отступом и пробел между кусками, это важнейшие средства передачи интонации: это серьезные паузы, переходы темы и настроения могут быть. Итого одиннадцать.