Одержизнь

– Они плохо пахнут. Но всё равно такие здоровские! – хлопая в ладоши и подпрыгивая, восторгается девочка. – Интересно, а что они кушают? Они добрые же, да, Ронни? Они здороваются! Мы им нравимся? Hello-hello, elephants![75] Ронни, они на тебя смотрят!

Ронни медленно пятится, накидывает на голову капюшон. Слоны беспокойно топчутся, один из них вскидывает к небу хобот и протяжно трубит. Амелия испуганно вздрагивает, отпрыгивает назад. Самый крупный слон отступает на несколько шагов, быстро движется вперёд, толкает ограждения из древесных стволов. За ним то же самое повторяет второй, третий… и вот уже все пятеро слонов тоскливо трубят и таранят брёвна, отделяющие их островок от людей. Посетители у вольера возбуждённо переговариваются. Амелия ни слова не понимает, но голоса нервные, испуганные. Она оборачивается на Ронни и видит, что мальчишка смотрит на слонов, чуть не плача.

– Ронни? – окликает она его.

Мальчик вздрагивает, качает головой, хватает Амелию за руку и быстро уводит прочь. Слоны грустно трубят им вслед. И их голоса словно что-то меняют вокруг. Животные в вольерах подходят ближе к ограждениям, беспокойно мечутся туда-сюда, повизгивают, пищат, протяжно рычат, похрюкивают, щёлкают клювами.

– Ронни, don’t be so fast! – раздражённо восклицает Амелия, пытаясь высвободить руку, но мальчик сильнее, он продолжает тащить её за собой. – What’s happened?[76] Я хочу дальше смотреть зверей! Пусти-и-и-и-и!

Ронни лишь упрямо мотает головой и прибавляет шаг.

– Я устала! – ноет Амелия недовольно. – Я хочу сесть! Ты понимаешь? Стой! Не будь плохим!

Наконец мальчишка замедляет ход, плюхается на скамейку возле вольера с крупными мохнатыми тёмно-коричневыми животными, в которых Амелия мгновенно признаёт медведей.

– Ронни, это медведи, я знаю! Как по-английски «медведь»?

– A bear, – бурчит Ронни, с трудом переводя дыхание. – Emily, listen… We must go. We must return to the hospital. Do you understand me?[77]

Медведи позади него ревут так, что Ронни натягивает на голову капюшон, сутулится, словно пытается спрятаться, зажимает уши ладонями. И не слышит, как Амелия вдруг ахает, тихонечко окликает его:

– Ронни… плохо…

И только когда какая-то женщина начинает истерично призывать полисмена, Ронни поднимает голову и оборачивается. Ужас на мгновенье превращает его лицо в застывшую нелепую маску. Мальчик срывается с места и несётся к лежащей ничком Амелии, повторяющей: «Жить… жить…» В тот же момент медведь одним прыжком преодолевает ров с водой, не касаясь ограждения под током, врезается в пластиковый щит там, где виднеется едва заметная трещина.

Пластик лопается, и медведь грозным тёмным шаром выкатывается прямиком к детям. Ронни обнимает Амелию, удерживая её бьющиеся руки, и медленно поднимает голову, встречаясь глазами со зверем:

– She’s like me. And you will not touch her. You must guard us. Do it!!![78]

– Всё в порядке? – спрашивает Ксавье Ланглу, сбавив шаг, чтобы Жиль поравнялся с ним.

Хоть мальчишка и держится молодцом, вежливо пожимает руки в ответ на приветствия, хранит спокойствие и доброжелательность на лице и не дёргает с ненавистью галстук и застёгнутый до последней пуговицы воротник рубашки, как это бывало в Азиле, Ксавье всё кажется, что с самого сегодняшнего утра что-то с ним не так. Взрывной характер воспитанника, приступы несдержанности и резкости, свойственные Жилю на фоне мнимого полного спокойствия, не дают отцу Ланглу расслабиться. Да, перед выездом он серьёзно поговорил с Жилем о том, чем может обернуться резкое слово в присутствии монарха и насколько важна вежливость не просто для маленькой группы путешественников, но и для всего Азиля. Ксавье Ланглу не сомневается, что Жиль это и без него понимает, но юности свойственны странные поступки.

Жиль старается не глазеть по сторонам, держать спину прямо и слушать одновременно негромкие реплики Дэвиса, Ксавье и Фортена. Последний в неописуемом восторге от Букингемского дворца и его помпезных интерьеров. Вот кто ведёт себя точь-в-точь как восторженный ребёнок: крутит головой во все стороны, восхищённо восклицает непонятные Жилю слова то при виде тяжёлой развесистой люстры, то запнувшись об очередную украшенную вензелем завитушку на лестнице, то рассмотрев обрамление закрытых дверей, мимо которых они проходят. Фортен – единственный из них, кому разрешили с собой что-то взять: вот и сейчас он нервно тискает растрёпанный блокнот с зарисовками, из которого торчит карандаш.