Уилбер: Речь, попросту, идет о том, что класс вещей не может быть членом самого себя. Это проявилось при попытке определить число как класс всех классов, сходных с данным классом. Но сама идея очень проста: класс всех стульев сам по себе не есть стул, класс всех яблок сам по себе не есть яблоко, алфавит сам по себе не буква и так далее. В любом случае, если вы нарушаете логическое типирование своих символов, то создаете псевдопарадокс. Это не настоящий парадокс, потому что он базируется всего лишь на плохой семантике. Например, если взять одно слово-символ, скажем – «стул», и дать ему два значения, причем чтобы каждое принадлежало разным логическим типам, а затем создать предложение при помощи этого слова, тогда вы можете породить псевдопарадокс. Вы можете сказать: «Этот стул не есть стул». Это конкретный стул, но он не универсальный стул и не класс всех стульев. Когда исследователи семантики произносят знаменитое высказывание Коржибского: «Что бы вы ни говорили в отношении того, что есть та или иная вещь, она не есть это!» – это не есть настоящий парадокс. Они имеют в виду, что «то, что вы говорите в отношении того, что есть вещь» – то есть, какое бы имя вы ей ни давали, какой бы символ ни использовали для ее описания – не следует путать с самой вещью. Первое – это класс вещей; последнее – член класса. Класс не является членом самого себя. Это прямое применение логического типирования, и оно лежит в основе значительной доли современной семантики и теорий соотношения карты и территории. Согласно ему, когда вы порождаете нечто похожее на парадокс, это значит, что вы перепутали логические типы.
RV: Теперь я припоминаю эту теорию. Не таким ли образом Рассел разрешил тот известный парадокс о критянине, который утверждал: «Все, что говорят критяне, ложь»? Коль скоро сам критянин это и сказал, правду ли он говорит или лжет?
Уилбер: Да, идея была в том, что критянин делает утверждение об утверждениях, и оно принадлежит другому логическому типу, чем общие утверждения, так что он не противоречил самому себе. Утверждение и метаутверждение рассматриваются на своих собственных основаниях, и в каждом случае решается, является ли то или другое истинным или ложным, на этом весь парадокс и заканчивается. Понимаете, теория логических типов, на самом деле, это всего лишь способ группировать классы и множества в иерархии возрастающего всевключения. Каждый следующий уровень Великой цепи, например, принадлежит более высокому логическому типу, пусть даже не все уровни как таковые на самом деле состоят из логики. И, в этом более широком смысле, теория логических типов – говорящая, что нельзя смешивать типы, – говорит: «не схлопывайте иерархию».
RV: Разве теория типов не привела к созданию теории шизофрении, базирующейся на концепции «двойного послания» (double bind)?
Уилбер: Это действительно было стержнем большей части работы Бейтсона. В шизофрении, согласно Бейтсону, происходит следующее: два послания разных логических типов противоречат друг другу, и человек, который принимает оба послания за равно истинные, колеблется между ними, пока, так сказать, не разрывается на куски. Поскольку у него отсутствует способность легко дифференцировать логические типы, он считает оба послания (которые всего лишь противоречат друг другу) равно истинными, или парадоксальными. Затем он оказывается не способен ни прийти к компромиссу с ними, ни отбросить какой-либо из них, ведь они теперь «равнозначны», но противоположны.
RV: Он в ловушке двойного послания.
Уилбер: Да, в ловушке двойного послания. Он нарушил принцип логического типирования, что породило псевдопарадокс, который разносит его на куски. Такое происходит во всевозможного рода информационных системах обратной связи. Если взять, к примеру, машину, которая устроена так, что включается по достижении какого-то нижнего предела и выключается по достижении какого-то верхнего предела, а затем начать сдвигать эти пределы в направлении друг друга, то машина будет включаться и выключаться на значительно меньших интервалах. Если вы, затем, схлопнете различие между пределами, то машина даст себе указание отключиться в тот же момент, когда она указывает себе включиться. Она оказывается в ловушке «парадокса», и прямо на ваших глазах будет судорожно корчиться, пока не сломается. В любом случае, я говорю о том, что, как в случае с подобным шизофреническим мышлением, если вы явным образом не обращаетесь к мандалическому рассудку, тогда парадокс обычно означает, что на самом деле где-то всего лишь имеется какое-то противоречие: парадокс свидетельствует о неаккуратном мышлении, а не о трансцендентальном разуме. В эмпирико-аналитических теории и исследованиях, а также в феноменологорациональных теориях и исследованиях то, что кажется парадоксом, обычно является указанием на патологию в вашей системе – где-то что-то пошло не так. Вместо того чтобы заявлять, что я, дескать, работаю с Дао, лучше вернуться назад и перепроверить ход своих рассуждений.
