Уилбер: То, чем мы с вами сейчас занимаемся. Мы обмениваемся смыслами, символьными смыслами, и приходим к толковательному пониманию. «Что вы этим подразумеваете?» – вопрос осмысления, как видите. Это не эмпирически редуцируемое событие, и его нельзя объяснить при помощи физики, химии или биологии. «Гамлет» не состоит из электронов; он создан из символьных единиц смысла, и если редуцировать эти символьные единицы до бумаги, на которой они написаны, то они попросту будут уничтожены. Но я полагаю, что классическим примером является Фрейд. Несмотря на его неистовые попытки свести все к социобиологическому редукционизму (а они и вправду были совершенно неистовы), его методология почти всецело была герменевтической и феноменологической, вот почему я считаю, что он все еще может многое нам поведать, и вот почему столь многие структуралисты возвращаются к его работам в поисках озарений. Лакан ныне считается главным психологическим мыслителем Европы, а ведь Лакан представляет собой две вещи: структуралиста в линии Леви-Штросса и блестящего фрейдиста. Как бы то ни было, методология Фрейда состояла, по сути, в том, чтобы наблюдать за процессом произведения клиентом слов и символов, чтобы затем попытаться выяснить, что же в действительности могут означать данные символы. Он полагал, что сновидение, к примеру, должно происходить на двух уровнях, ведь клиент на самом деле является автором сна (это ведь его сон), однако сам клиент либо уверяет, что не знает его значения, либо страдает от сновидения как пассивный свидетель. Сновидение, иными словами, состоит из двух текстов – проявленного текста и латентного, или скрытого, текста. Проблемы вызывает именно скрытый текст. Так что частично работа психоаналитика состоит в том, чтобы найти этот скрытый текст, расшифровать его и интерпретировать для клиента. Это подобно расшифровке древнеегипетских иероглифов, и исключительно сенсорно-чувственные данные здесь не помогут, ведь то, с чем вы имеете дело в данном случае, это линии субъективных символов, скользящих друг по другу, дабы создать мир смыслов, намерений, ценностей, желаний и так далее. Это в точности как пятно Роршаха: эмпирическое пятно фиксировано и предзаданно; оно состоит из такого-то количества чернил, разлитых таким-то определенным образом. Но символические значения, которые могут быть порождены в связи с этим чернильным пятном, бесчисленны и вообще неопределимы посредством эмпиризма. Так что метод Фрейда состоял в использовании языкового диалога, чтобы раскрыть скрытые тексты, затем истолковать, или интерпретировать, эти тексты, с целью сделать значение скрытых симптомов более прозрачным для клиента. Именно появление прозрачности там, где ранее ее не существовало, и помогало процессу исцеления. Интерпретация, другими словами, ведет к озарению или пониманию. В результате воспроизводимых наблюдений и интерпретаций Фрейд смог создать различные карты, или теории, психологической сферы. Теории, которые нельзя было эмпирически проверить, как в случае с простым бихевиоризмом, но которые могли проверить те, кто желал заняться дисциплиной интроспективного толкования. Редукционизм Фрейда, заразивший столь многие его карты и теории, вызывает печаль, но вина в этом не лежит на его методологии. Это был чистый случай из разряда «мусор на входе – мусор на выходе», когда неверные исходные посылки привели к аналогичным результатам.
RV: Так что способ познания № 3 может быть теоретическим в том, что он также формирует и использует карты и модели своего же собственного уровня.
Уилбер: Да, но способ его верификации является герменевтическим, а не эмпирическим. Или рационально-феноменологическим, а не сенсорно-чувственным. Или лингвистическим, а не физическим. Если хотите, можете назвать это феноменологической наукой [диалогической наукой; см. главу 2].
RV: А способ № 2, то есть парадоксальный, – может ли он быть теоретическим?
Уилбер: Думаю, да, но в более широком смысле. Как я говорил, парадоксальный рассудок, покуда мы сохраняем осторожность, имеет свои сферы применения. Теория в этом смысле включает в себя создание карт или картографий более высоких и трансцендентальных сфер в помощь тем, кто еще их не видел, а также в целях накопления общего знания. Речь идет, так сказать, о мандалических картах и мандалической науке [глава 2].
RV: Можно ли проверить эти карты?
Уилбер: Да, можно, но только путем фактической трансформации до духовной сферы – путем пробуждения способа познания № 1. Их абсолютно невозможно верифицировать при помощи эмпирических или герменевтических процедур.
RV: Но будут ли подобные карты также парадоксальными?
