Обыкновенные девчонки (сборник)

– А, Снегирек! – сказала Настя. – Ты что, долго стучала? У нас звонок испортился, а Ольга все не соберется починить.

Катя удивилась:

– А разве Оля умеет чинить звонки?

– Умеет. И не только звонки, она и плитки электрические умеет. И даже утюги. Правда, иной раз из-за нее весь дом в темноте сидит. – Настя усмехнулась и добавила: – Вечно она опыты какие-то делает. Ну, сейчас будем писать. Только ты подожди немножко. Я сейчас кончу уборку. Сегодня как раз мое дежурство.

– Какое дежурство? – не поняла Катя.

Настя помогла ей повесить пальто на вешалку.

– А мы с Олей моем полы по очереди, – объяснила она. – Вот пока мама не пришла с работы, я и хочу управиться. Ольга к подруге ушла, бабушка – в магазин. Ну я и тороплюсь. Ты подожди, пожалуйста, а я тут живо подотру.

И так домовито и весело получилось у Насти это «подотру», что Кате тоже захотелось помыть пол.

Но Настя сказала:

– Что ты, что ты! Разве можно? Ты же в форме.

Сама Настя была в стареньком ситцевом халатике. Халатик был вылинявший, но чистый и разглаженный.

– Это моя спецовка, – сказала Настя, подкручивая потуже засученные рукава. – Я всегда надеваю ее, когда работаю.

Катя с удивлением и даже с некоторой завистью смотрела на Настину спецовку. Настенька заметила ее взгляд и, достав из широкого кармана сложенную косынку, встряхнула ее и ловко повязала голову. И Катя опять позавидовала Насте, что у нее есть и спецовка и косынка, как у настоящей работницы.

Настя побежала на кухню, а за ней и Катя. Взяв с батареи парового отопления тряпку, а за дверцей под раковиной – ведро, Настенька поставила его под кран. Струя воды так и загремела по пустому цинковому ведру. Настя тем временем быстро сняла с ног ботинки и чулки.

Катя так и ахнула:

– Что ты делаешь? Простудишься!

– Ничего, – спокойно сказала Настя. – До самой смерти ничего не будет. Я всегда мою пол босиком.

И, опустив обеими руками ведро на пол, Настя бросила в воду тряпку.

– А я что буду делать? – спросила Катя, растерянно оглядываясь по сторонам. – Может быть, мне пыль вытереть?

Но, к сожалению, пыли нигде не оказалось. Катя отошла к окошку и стала издали смотреть, как работает Настя.

Согнувшись, Настя старательно терла тряпкой пол и говорила:

– Осторожно, ноги замочишь!

Катя перепрыгнула туда, где было еще сухо, но мокрая тряпка опять настигла ее, и снова раздалось:

– Не ходи по мокрому!

Настя крепко выжала тряпку и насухо вытерла крашеные доски пола.

Катя смотрела, как ладно работает Настя, и ей было неловко, что она только прыгает по сухому, чтобы не замочить ноги, а Настя работает, как большая.

«Вот ей-то, наверно, не приходится писать обязательства, – думала Катя. – А все потому, что ей позволяют работать по-настоящему. Попробовала бы я снять ботинки, чулки и вот этак, босиком, шлепать с тряпкой по кухне. Бабушка бы мне так задала! Ей только и надо, чтобы я посуду мыла да вытирала. Ух, скука!»

А тем временем Настя прополоскала половую тряпку, сполоснула также ведро и, опрокинув его, повесила тряпку на место – на теплую батарею. После этого она хорошенько вымыла под краном покрасневшие руки, а потом и ноги – сначала одну ногу, потом другую – и вытерла их полой своей спецовки.

– Ничего, – сказала Настя. – Вечером простирну.

И Кате опять так понравилось это ладное, свежее, как вода, Настенькино словцо «простирну», что ей захотелось поскорей пойти домой и тоже что-нибудь «простирнуть».

– Ну, Катя, – сказала наконец Настя, – все! Управилась. Сейчас переоденусь, и пойдем писать.

Настя повела Катю в одну из двух комнат, где жила семья Егоровых. В этой комнате Катя еще не была ни разу. У одной стены стояла большая кровать со взбитыми подушками, а у другой – диван.

– Какая высокая кровать! – сказала Катя. – Кто на ней спит?

– Наша бабушка, – ответила Настя. – Бабушка любит перину и подушки, она ведь старенькая. А мама не любит спать на мягком.

На стене возле бабушкиной постели красовалась в рамочке какая-то фотография, а над ней – тоже в рамочке – висела, поблескивая за стеклом золотыми буквами, почетная грамота. На фотографии была снята большая группа каких-то незнакомых Кате женщин, а в переднем ряду она узнала Настину бабушку. Бабушка сидела очень прямо, положив на колени темные руки с узловатыми пальцами.

– Она у вас, наверно, очень строгая? – спросила Катя, вглядываясь в фотографию.

– Ну что ты! – удивилась Настя. – Она только на карточках такая.

– А с кем это она снята?

– Со своим цехом. Тут все – ткачихи, с бабушкиной фабрики. Она знаешь сколько там проработала? Сорок лет почти!

– Ого! – сказала Катя. – Значит, когда мой папа был еще совсем, совсем маленький, твоя бабушка уже работала на фабрике?

– Ну конечно, – спокойно сказала Настя. – А вот это – бабушкина почетная грамота… Ну, садись за стол. Я сейчас принесу чернильницу, бумагу и ручку.

Стол был накрыт вышитой скатертью с бахромой, а сверху лежала другая скатерть, из пластмассы – прозрачная.

«Вот хорошо, – подумала Катя, – и вышивку видно, и не пачкается».