Обожгись!

Я отошла. Хочет самоубиться после всего, через что прошел… его право. Главное, оказаться рядом в нужный момент. А пока…

Гости, состоящие на этот раз из поклонников Пьера, делали обязательного общения с его Музой. Но, улыбаясь и отвечая какие-то банальности, я продолжала следить и за сестрой, и за Брониславом.

Габриэлла держалась, как ни в чем не бывало. А вот Саша… Аелксандр казался потрясенным и несчастным. Что-то говорил, возражал, но в итоге пошел к выходу. Бронислав направился следом.

Коротко извинившись, я поспешила за ними. Но Слава всего лишь давал нагоняй охране за невнимательность.

– Все хорошо!

Светлая, чистая улыбка. Расправленные плечи, ровная спина… Бронислав словно скинул непомерный груз и теперь чувствовал себя легко и приятно.

– Позвольте? – протянул он руку.

Мы прошли мимо вышедшей в холл Габриэллы. Она сделала вид, что ничего не происходит, но глаза… Зеленые, острые льдинки кололи в спину, добираясь до самого позвоночника.

– Интересно, с кем она говорит?

– Она паникует, – спокойствие Бронислава разбавилось волнением. – Наверное, отцу звонит. Как обычно.

Пере глазами встало красивое лицо еще нестарого мужчины. Усы, борода и искрами серебряных нитей… И пронзительные глаза. Такие же, как у Габриэллы. И как у меня. И снова стало не по себе – отец словно наблюдал откуда-то сверху. Циничный. Холодный. Чужой.

– Не пугай! – плечи зябко передернулись.

– Замерзла? – руки Бронслава потянулись к пуговицам сюртука. – У тебя платье открытое, а здесь сквозняк.

– Выживу! Нельзя разрушать образ. Тебе, кстати, тоже, мой Ледяной Принц!

Он усмехнулся и обнял меня на талию. Рука обжигала сквозь тонкую ткань, так что меня сразу же в жар бросило.

– Дай слово! – прошептал на ухо прежде, чем мы вернулись.

– Какое?

– Что не лишишь меня выбора! Я ведь знаю, что ты… можешь.

Вдох. Второй. Кивок. И – распахнутые двери. За ними уже ждал Пьер:

– Ну и куда исчезла моя муза?

Пришлось улыбаться, щебетать какие-то глупости и вообще, изображать ту самую туповатую дамочку с рекламных плакатов пин-апа. Ничего, лишь бы на пользу делу. Немного подбодряли сочувственные взгляды Ванессы. Она не отходила от своего Игоря, даже ко мне подпустила только на пару минут – поздороваться. И теперь он только время от времени салютовал мне издали бокалом, выражая поддержку.

Габриэлла вернулась сразу за нами. Рядом крутился Монгол.

– Уволь его!

– Что? – не понял Бронислав.

– Уволь Монгола под любым предлогом! Главное – со скандалом! Чтобы все вокруг знали, что он с нами разругался!

Бронислав не спрашивал, зачем мне это понадобилось. Только уточнил, выставлять с «волчьим билетом», или нет. А я в ужасе наблюдала за мускулистым парнем в униформе нашего клуба и корила себя, что решилась только сейчас.

26

Отец явился ближе к концу мероприятия. Вошел, небрежно опираясь на трость и в его глазах плясали изумрудные искры.

Он протянул руку Габриэлле и повел её знакомиться с автором фотографий:

– Господин Пьер…

Последовал обмен поклонами и улыбками. Все старательно делали вид, что рады познакомиться.

– Позвольте представить вам свою дочь. Габриэлла.

Пьер осторожно поцеловал протянутую руку. Зеленые глаза торжествующе сверкнули из-под рыжей челки. Похоже, сестренка собралась ударить. В конце-концов, мяч на её стороне, она лишилась своего палладина. А тут еще отец дал понять, что хочет поговорить наедине.

Оказавшись в «аквариуме» оглядел с ног до головы:

– Так вот ты… какая.

Он снова оценивал! И, кажется, совсем не радовался встрече.

– Не нравлюсь?

Он пожал плечами и подошел к самому окну. Там, внизу, текли людские потоки. И было всего два центра, вокруг которых они закручивались: Габриэлла и Пьер. Сейчас они стояли рядом.

– Разве может понравится нежеланный ребенок? Дочь обманщицы? – он говорил жестко и чувствовала – не врал.

Похоже, сейчас я все-таки узнаю правду о своем рождении.

– О, ты не знаешь? – отец даже не удивился. – Что тебе рассказывали? О негодяе, который соблазнил и бросил? О! Вижу, угадал. Несложно было. Банально.

– Тогда… что же было на самом деле?

– Уверена, что хочешь знать правду? Может, лучше и дальше считать, что твой отец – подлец, совративший невинную девушку? Хотя отчасти так и было. Твоя мать действительно была невинна. Но в постель ко мне залезла сама.

Он развернулся и мы сцепились взглядами. В его сквозило равнодушие, ледяное, острое, как край подтаявшей льдинки. Схватись – и располосуешь руку до крови. И все же я хотела знать правду.

– Ну… потом не жалуйся. И знай: я люблю красивых женщин. Твое счастье – ты не похожа на свою мать. Та была… обыкновенной.

Неосторожно сказанное слово могло спугнуть рассказ, а мне нужна правда! И я молчала. Дежурная улыбка, расслабленные пальцы… Ни взглядом, ни жестом не показать своего гнева. Обиды. И надежды.

Только сейчас я осознала, что всю жизнь мечтала увидеть отца вот так, тет-а-тет. Пговорить с ним. Услышать, что все случившееся – нелепая ошибка, что он не знал, что раскаивается… Но понимала: наивным детским мечтам сбыться не суждено. А теперь даже их осколки разлетались в прах.

А отец продолжал:

– Ко мне в постель она сама залезла…