Оборотень. Новая жизнь

– Вы потерпите крах, Харбард, иначе и быть не может. «Они оскверняли себя своими делами, прелюбодействовали своими поступками. Поэтому возгорелся гнев Господень на Его народ, и возгнушался Он Своим наследием. Он отдал их в руки чужеземцев, и ненавидящие их властвовали над ними. Враги притесняли их, и они смирились под их рукой!.. Оскверняли себя делами своими, блудодействовали поступками своими. И воспылал гнев Господа на народ Его, и возгнушался Он наследием Своим и предал их в руки язычников, и ненавидящие их стали обладать ими. Враги их утесняли их, и они смирялись под рукою их»[77].

Харбард провел Элеонору по ступенькам наверх помоста и развернул ее лицом к резервуару. В его руке блеснул зазубренный кусок металла. Но затем Балби заметил нечто еще более пугающее: с потолка свешивалась еще одна петля. Харбард надел ее себе на шею и начал читать монотонным голосом:

Властитель повешенных,
Отдавший око за мудрость,
Один,
О чар повелитель,
Рун вопиющих властитель,
Тот, кто на древе висел девять дней и ночей,
Умерший и возродившийся,
Пронзенный копием
Властитель виселиц,
Пребудь со мною в сей час[78].

Инспектор лихорадочно пытался согнуть кусок проволоки под нужным углом. Человек, учивший его снимать «браслеты», в качестве примера приводил изгиб свастики. Балби было хорошо известно: открыть обычные наручники с помощью подручных средств несложно. Однако в экстремальных условиях, с трясущимися от спешки руками Балби очень сложно было заставить свои пальцы делать то, что от них требовалось.

Ему показалось, что в помещении стало еще холоднее. И давление, которое он чувствовал, спускаясь сюда, тоже нарастало.

Балби начал читать про себя библейскую молитву:

«Отче наш…»

– Всеотец…

«…Сущий на небесах, да святится имя твое…»

– Святейший вор…

«… Да приидет царствие твое…»

– Обманщик…

«…Да исполнится воля твоя…»

– Владыка мысли и памяти, Покровитель войн…

«…И на земле, как на небе».

Пальцы Балби судорожно терзали замок. Безуспешно – тот все никак не поддавался. Тогда полисмен сделал глубокий вдох, и в голове у него прозвучал голос жены: «Спокойно. Тише едешь – дальше будешь, Джек».

Балби немного успокоился и снова взялся за работу, на этот раз медленнее.

– Прими эту истинную жертву и даруй мне силу, чтобы противостоять волку. Победитель Имира[79], создавший мир из плоти этого великана, измени и мою плоть и дай мне заполнить твои чертоги новыми героями.

Теперь в пещере стало уже по-настоящему холодно. Балби продолжал ковырять замочную скважину, пытаясь нащупать проволокой защелку механизма.

«Хлеб наш насущный дай нам на сей день…»

– Приносящий раздоры.

«…И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…»

– Приносящий победу.

«…И не введи нас в искушение…»

– Возьми же меня теперь.

«…Но избави нас от лукавого…»

Харбард прыгнул в воду вместе с Элеонорой, плотно затянув петлю у нее на шее. Балби слышал, как они молотят руками в баке. Раньше он думал, что холод ему только чудится, однако теперь все в этом подземном помещении как будто покрылось тонким налетом изморози. Словно все имевшееся здесь тепло вдруг разом было высосано.

«…Ибо твое есть царство, и сила, и слава во веки веков, аминь».

Наконец половинка наручников отстегнулась.

Повинуясь инстинкту, Балби резко вскочил на ноги и едва не потерял сознание от боли. Он упал вперед и изо всех сил пополз к ступенькам и баку с водой; каждое движение причиняло ему мучения.

А затем он увидел рядом с собой его – архангела Михаила, грозу всех бесов.

Глядя на ангела, Балби решил, что умирает. Тот был высок и очень бледен, с замечательной ярко-рыжей шевелюрой. За спиной у него виднелись большие крылья.

– Повелитель, помоги мне! Повелитель, помоги мне спасти ее!

Балби уже не мог пошевелиться. Он потерял слишком много крови, и боль была невыносимой. Он уткнулся в земляной пол, пытаясь хоть как-то уменьшить свои страдания.

– Я помогу тебе, – сказал ангел.

И тут рядом с Балби послышался звук. Инспектор подумал, что это похоже на стук когтей пробегающей мимо гигантской крысы. А потом голову Балби приподняли. Открыв глаза, он увидел перед собой ужасную, изуродованную улыбку. Дэвид Ариндон наконец пришел по его следу.

47 Боги и чудовища

Фон Кнобельсдорф провел в зале много дней и находился в состоянии наивысшего возбуждения. К его огромному разочарованию, у фрау Фоллер – или у Леди, как она теперь просила к ней обращаться, – не нашлось для него роли. Он ожидал от нее медитаций, постов, воздержания, словом, каких-то специальных приготовлений. Но она велела ему сосредоточить все усилия на том, чтобы достать приличный кофе, – мол, от этого желудевого суррогата ее уже тошнит.