Оборотень. Новая жизнь

Охотник протянул руку и осторожно перевернул металлическую пластинку. На ней были выбиты надписи – посредине, сверху и снизу. Имени там не было, только какие-то цифры и две стилизованные заглавные буквы «с» – СС. А вверху и внизу только одно слово – «Доктор».

Значит, доктор. Ну, и СС – тоже понятно. Эберхард не испытывал отвращения к этому человеку. Лишь легкое любопытство. Когда закончилась война, Клаусу было десять лет, и он слабо понимал, что тогда произошло. О тех временах никто особо не распространялся, и он был уверен, что половина информации об этой войне была выдумкой. Но сейчас перед ним был человек из сурового прошлого, живой реликт, можно сказать.

– Так вы доктор? – сказал охотник, опуская жетон на место.

Казалось, что незнакомец только теперь заметил его присутствие, и бормотание прекратилось.

– Я волк, – ответил он.

Его голос, должно быть, из-за продолжительного молчания, звучал хрипло.

– Тогда я, по логике вещей, должен на вас охотиться.

– Волк сам охотник, – сказал незнакомец. – Повесьте распятие на двери, чтобы его отпугнуть.

– Это очень старое суеверие.

– Да. Но оно работает. Я видел это своими глазами. Вера обладает силой, которая больше, чем сила правды.

– Я, например, верю в свое ружье, – сказал Эберхард, похлопав оружие по стволу.

– Не поможет, – сказал незнакомец. – Он съел мою возлюбленную. Они стреляли в него множество раз.

– Вы сейчас говорите о реальном волке?

– Думаю, да.

– Вы сумасшедший.

Произнося это, Эберхард особо не переживал. Мужчина этот был таким тощим, что его можно было принять за заключенного из концентрационного лагеря. Никакой опасности он не представлял.

– Даже если и так, это не приносит мне утешения, – сказал незнакомец. – Я волк. Я делал то, что могли бы делать многие мужчины. Возможно, и вы это делали. Но некоторые такого не делают. Не делают и не смогли бы сделать. Понимаете, расходится кожа. Кожа расходится, и наружу выходит волк, который под ней прятался.

Охотник догадывался, о чем идет речь. Еще один комплекс вины. Военное поколение никогда не упоминает об этом, но вы видите это по глазам, по сдержанным движениям, по манере разговора. Это люди, которые всегда думают только о сегодняшнем и завтрашнем дне. И никогда – о вчерашнем.

– Но так повелось с давних пор, – возразил Эберхард. – Люди делали то, что должны были делать, чтобы выжить. На каждого готового убивать приходилась тысяча тех, кто просто прикрывал свою задницу.

Незнакомец ничего на это не ответил, глядя куда-то в лес.

– Хотите, я вам помогу? Я мог бы привести доктора.

– Я сам доктор.

– Тогда почему вы не возвращаетесь к людям? Туда, где можно наесться досыта, помыться, забыть о прошлом и начать новую жизнь. Я мог бы вам помочь…

Для Эберхарда это было маленькой драмой, как раз тем, чего ему определенно не хватало в повседневной сельской жизни. Наверное, о нем даже напишут в газетах.

– Пути назад для меня нет, – отрезал странный человек.

– А здесь что?

– Здесь ничего. Я не вижу призрак своей возлюбленной, идущий в сумерках сквозь эти деревья. А я так надеялся увидеть свою Герти! Но тут нет призраков. Нет монстров. За пением птиц я не слышу человеческих воплей. Я ничего не имею и ничего не жду.

Эберхард неожиданно разозлился на этого человека; но не из-за того, что тот мог сделать или не сделать, а из-за того, что он жалел себя.

– Допустим, я вас выдам. Допустим, я пойду к евреям и расскажу им, что в здешней пещере зализывает раны их палач и мучитель. Что тогда? Тогда ведь тут что-то произойдет.

Макс Фоллер взял ружье и пальнул Эберхарду в голову. Листва приглушила звук выстрела, и он разнесся совсем недалеко.

Фоллер оттащил мертвое тело к нижней пещере и столкнул его вниз. Труп охотника покатился по склону и скрылся в темноте.

– Я волк, – упрямо повторил Макс Фоллер куда-то в пустоту.