Оборотень. Новая жизнь

Пока в зале собирались остальные рыцари, фон Кнобельсдорф сосредоточенно мерил шагами комнату. Все были рады видеть здесь Леди, хотя перспектива очередной затяжной медитации вызывала у эсэсовцев гораздо меньше энтузиазма. Тем не менее такова была цена за возможность пробиться в святая святых, в ближайшее окружение Гиммлера, и ее нужно было заплатить – оно того стоило.

Фон Кнобельсдорф всегда нервничал, находясь в обществе рыцарей. Исследования в области оккультизма позволили ему заслужить благосклонность Гиммлера. Но рейхсляйтер умел держать своих людей в постоянном напряжении, не позволяя им расслабляться, и поэтому продвижение фон Кнобельсдорфа по службе шло не такими быстрыми темпами, как могло бы. Звание его среди рыцарей было относительно невысоким, и он очень болезненно ощущал свой второстепенный статус. Здесь у фон Кнобельсдорфа были враги, он вызывал у многих чувство негодования. И на то имелись причины. Из-за него рыцари вынуждены были по нескольку дней просиживать в этом зале; именно фон Кнобельсдорф убедил Гиммлера в необходимости этих экспериментов. Он чувствовал злобное отношение рыцарей как дыхание на своем затылке.

Сидеть в смирительном кресле было унизительно, и когда фон Кнобельсдорф позволил мартышке доктора Фоллера пристегнуть ремни, он видел на лицах окружающих насмешливые ухмылки и удивленно поднятые брови. Что ж, он им еще покажет, они еще увидят!

Макс должен был явиться последним. Он получил письмо от Арно, в котором тот просил поручиться за его благонадежность. Читая, Макс отметил полный отчаяния тон и явно дрожащий почерк. «Похоже, тебе не до смеха, Арно, кончились твои шуточки», – подумал доктор и выбросил письмо.

Герти улыбнулась мужу и жестом показала на табурет, который поставила для него в стороне, у стены. «Что же с ней произошло? Почему она так разительно изменилась?» – в очередной раз спросил себя Макс.

Складывалось впечатление, что обстановка, в которой они сейчас пребывали, повлияла на все аспекты их жизни. Не осталось ничего, чего бы не коснулась окружавшая их атмосфера бездумной жестокости, – это можно было сказать даже об их любви. Любил ли он Герти? Да. Точнее, не так: он любил ее образ, то, какой она была, когда он льнул к ней, пока они вместе барахтались в море эсэсовского безумия. Но потом Герти пошла ко дну, и он тоже. Совершенно бессмысленно рассуждать, кто кого туда утянул. Осталась ли она здесь? Остался ли он сам? Да и что, собственно, он понимал теперь под словом «она»? Ведь невозможно прикоснуться к ее личности, сыграть ее, как мелодию, прочесть с листа бумаги. Это скорее похоже на пламя, чем на то, что можно удержать в руках. Если перенести пламя со спички на сигарету, будет ли оно по-прежнему пламенем? «Арно понравилась бы эта мысль», – подумал Макс. Только вот Арно еще очень долго ничего не будет нравиться, ведь, как тот сам когда-то метко заметил, жизнь – дерьмо.

Рыцари в строгой черной форме СС расположились на своих тронах; фон Кнобельсдорф сидел в смирительном кресле, доктор Фоллер – на табурете, Михал – у его ног. Макс задумался о том, как этот скользкий тип вообще сюда попал. Неужто Михал стал настолько близок к нему, что люди просто перестали воспринимать этого польского мальчика отдельно от доктора Фоллера? Почему он до сих пор не убил этого маленького негодяя? Почему не использовал его в качестве шпиона? В конце концов Макс пришел к выводу, что Михала не стоит трогать. Неприятное общество этого мальчишки было пустяком по сравнению с ужасами, которые он творил сам, и стало почти незаметным.

«А фон Кнобельсдорф выглядит очень стильно», – подумал Макс. Интересно, как ему удалось добиться, чтобы серебряные эмблемы сияли так ослепительно? Что они делают с Арно? Сам виноват, зачем держал у себя эти дурацкие джазовые пластинки? Кстати, этот мерзавец ему проспорил – Макс сумел вступить в СС, – так что теперь Арно должен целый вечер поить его пивом. Или они на это не спорили? Нет, наверное, спорили. Должны были спорить. Так кому же позвонить, чтобы Арно освободили? С одной стороны, жаль упускать возможность погулять за чужой счет, с другой – все-таки не хотелось, чтобы этот опасный ценитель запретного джаза спокойно разгуливал по улицам.

«Герти выглядит очаровательно», – сказал себе Макс. После того как она вышла из комы, они почти не разговаривали. Она даже в постель не ложилась, а бродила по ночам вокруг замка. Максу ужасно хотелось просто прикоснуться к ней. Он думал, что, если до нее дотронется, чары рассеются, и тогда они снова окажутся у себя в Зальцгиттере и будут танцевать в тишине, напевая джазовый ритм. Можно ли арестовать человека за то, что он напевает джаз мысленно? Макс едва не расхохотался – конечно можно. Арестовать можно за что угодно. Вся жизнь – дерьмо. Включая и его собственные мысли. Все это полностью лишено смысла.