О мифах и магии (ЛП)

Мама и папа переживают. Думаю, преподаватели тоже недовольны… Доктор Альберт заявил, что я пренебрегаю учёбой во время каникул и отнимаю у него время своими письмами, не относящимися к экзамену по математике. А я не помню, как отсылала и половину этих писем. В среду мама ведёт меня к психологу — предвкушаю предстоящий визит с соответствующим энтузиазмом.

—————

Через несколько строк, торопливым почерком:

—————

Психологиня оказалась шарлатанкой. Щеголяла ожерельем из бумажных бусин, пила травяной чай и спросила меня, слышала ли я об Яне Стивенсоне. Это, судя по нескольким источникам, что мне удалось найти, психиатр, изучающий наличие у детей информации о прошлых жизнях. Рассказала маме. Больше мы к ней не пойдём.

—————

Кто-то вышел из туалета — настежь распахнулась на стонущих петлях дверь, и прорезавший воздух сквозняк потянул за отвороты Снейповых брюк, пробираясь к голой коже сквозь дыры в вязаных носках. Снейп взглянул на таблички на стене, указывавшие стрелками путь к туалету и внутреннему двору и словно умолявшие людей выходить курить наружу в такую студёную ночь.

Казалось, что надпись «Внутренний двор» светится.

Его стул отодвинулся, зацепившись за дыру в дурацком ковре. Снейп едва не столкнулся с женщиной, выходившей из дамского туалета, свернул не туда и чуть не оказался в подсобке за баром. Повернул назад, думая, что должен был знать, что идёт не туда, но не понимая, откуда эта мысль взялась, и свернул налево в конце коридора.

Ещё одна дверь, и вот, он так и знал. Небольшой каменный дворик с мусорными урнами и столом без зонта, с прислоненными к нему складными стульями.

Снейп встал, держа руки в карманах и пристально смотря на стену перед собой.

Как глупо.

Чего он вообще ожидал? Что кирпичи задвигаются, перестроятся и откроют ему проход куда-то? Он ведь учёный. В некотором роде. Эти мысли, как всегда, настраивали его на препоганейший лад. Стоять здесь — значит потакать своей слабости, думать об этом — значит падать ещё глубже в кроличью нору жалости к себе. В итоге он окажется на кушетке у психиатра или, того хуже, в лечебнице, вместе с ней.

Разложив один из стульев у стены, он почувствовал себя лучше. Эмпирическая проверка, сказал он себе. Стул был хлипкий, но и Снейп весил не много — стул застонал и покачнулся под ним, но выдержал. И всё равно от головы до края стены оставалось несколько дюймов: пришлось уцепиться локтем за выступ и подтянуться на руках. С колотящимся сердцем и пересохшим ртом он наконец добрался до верха, и воздух со свистом вырвался из опавших легких.

Ничего.

Только узкий закоулок, ничем не примечательный, задние стены магазинов, погрузочные рампы, и везде темно, потому что всё закрыто на ночь. Снейпу показалось, что он потяжелел килограммов на тридцать за несколько секунд, пока опускался обратно на стул. Приземлился он неловко, завалившись набок, в сторону урн — отскочил, не рассчитал траекторию и врезался в стол. Урны и стулья разлетелись в стороны.

Вот чёрт.

По крайней мере, никто не явился на шум. Снейп проковылял обратно в помещение. По пути назад не заплутал, и столик его был по-прежнему свободен. Злясь на себя, он слишком резко и неосторожно раскрыл дневник — листы затрещали, отрываясь от корешка — и перевернул страницу, намереваясь найти что-нибудь, что можно опровергнуть.

И обнаружил, что она заштриховала весь лист угольным карандашом. Повисший на бумаге страшный чёрный сгусток скрывал разлиновку.

Снейп захлопнул обложку, внезапно похолодев. Выдохнул, не понимая, почему не видит облачко пара перед собой. Ярость мгновенно рассеялась — он уже вдруг не чувствовал ничего, кроме боли в бедре, ломоты в костях, и в ушах остро звенело, словно самый пронзительный на свете крик подняли на две октавы, вытянув в одну тонкую ноту.

Он похромал к барной стойке, заказал горячий шоколад, затем опустился на стул, дрожа, и казалось ему, что он никогда уже не согреется.

Через несколько минут перед ним появился шоколад с разноцветной посыпкой и взбитыми сливками. Снейп собрал всё это ложкой с поверхности на тарелку и сделал первые обжигающие глотки, не чувствуя вкуса, будто пил лекарство. Сразу стало лучше. Приободрившись, снова открыл дневник, тщательно задрапировав замазанную страницу своими перчатками, и сделал глубокий прерывистый вдох, недоумевая, куда подевалась недавняя решительность.

Следующая запись состояла из столбика слов, написанных слитным почерком, непохожим на тот, каким она писала на предыдущих страницах:

—————

Дескурения

Спорыш

Мухи-златоглазки

Пиявки

Рог двурога

Шкурка бумсланга

Волос

Что всё это значит?

—————

Люди вокруг взорвались одобрительными возгласами. Снейп и не заметил, что кто-то включил по телевизору футбол. В его сторону, пошатываясь, направилась женщина средних лет, уже вдрызг пьяная, с подрагивающей в руке сигаретой.

— Всё в порядке, дорогуша? Что-то случилось? — невнятно выговорила она.

— Нет, — ответил Снейп, торопливо пряча дневник, но женщина успела заметить блокнот.

— Книжку пишешь?