О мифах и магии (ЛП)

— Туалет под лестницей, — сказал Снейп, соображая, что же делать дальше. Никто раньше не жаждал поселиться с ним под одной крышей. Да он даже гостей развлекать не привык. — Боюсь, во второй спальне нет кровати, но диван вполне удобный. — Он немедленно покраснел, будто ляпнул чудовищную бестактность, и добавил: — Впрочем, занимайте кровать, если хотите. Я и здесь спать могу.

— Нет, спасибо, — отозвалась Гермиона, пробравшись к двери в кабинет и сунув голову внутрь. Она нашла выключатель и ахнула при виде ломящихся под книгами полок, представших перед ней в ярком жужжащем свете.

— Кабинет, — без надобности объяснил Снейп.

— Красота, — вздохнула Гермиона.

Снейп опять залился краской. У Гермионы громко заурчало в животе, и тут уже смутилась она.

— Вы голодны, — сказал Снейп. И замер, понимая, что в шкафу у него, скорее всего, только упаковка макарон и банка консервированной фасоли. — Гм…

— Я знаю, — ответила Гермиона. Она расстегнула молнию на сумке и начала рыться в ворохе одежды. — Сейчас бы чего-нибудь индийского. Я заметила ресторанчик на углу. Как вам?

Снейп промолчал. Гермиона подняла голову, и падающий на неё сбоку свет пламенем всколыхнулся на завитках волос.

— Не любите индийскую кухню? — вздёрнула она брови.

— Вполне приемлемо, — хрипло ответил он.

— Отлично. — Откопав наконец кошелек, Гермиона сунула его в карман пальто. — Я угощаю.

Уже выйдя в коридор, она издала удивленный возглас, метнулась обратно в кабинет и секунд двадцать изучала полки, а потом вытащила книгу потолще и спрятала её подмышку.

— Я скоро, — улыбнулась она.

Каким-то образом ей случайно удалось так выровнять входную дверь, что та закрылась за ней до конца, впустив прежде внутрь сырой студёный воздух, стремительно пронёсшийся по дому. И Снейп спросил себя, понимает ли он, во что ввязался.

***

Повзрослев, Гермиона весьма искусно научилась наступать на горло своим разочарованиям. В более юные годы она имела печальную склонность жить с душой нараспашку. Это облегчало задачу её противникам — безмозглым задирам в начальных классах и уже более смышленым конкурентам в старших классах. Противникам ничего не стоило подорвать её уверенность в себе, заставить думать, что ей, возможно, следует стыдиться своей напористости, своего честолюбия, своей неутолимой жажды знаний, а не гордиться ими. Спасибо хотя бы, что её пробуждение случилось под конец школы, и не пришлось иметь дело, вдобавок к родителям, ещё и с одноклассниками, в то время как реальность расползалась по швам и ускользала из её отчаивающихся, слабеющих рук, некогда державшихся за эту самую реальность железной хваткой.

Её новообретённая способность скрывать эмоции стала проклятьем для родителей. Мать так и сказала перед тем, как Гермиона ушла, прихватив сумку: «Раньше ты всё мне рассказывала, Гермиона. Почему тебя это так пугает сейчас?»

Она не сказала маме, куда направляется. Впрочем, нет — соврала: сказала, что переночует у бывшего (рыжий, библиотекарь, совершенно безобидный) и, может быть, вернется завтра, если решит, что может общаться, не срываясь на крик. Миссис Грейнджер это совершенно не понравилось, но она и слова не вымолвила. Гермиона меж тем собрала сумку, так степенно, по-взрослому, как могла, и вышла из парадной двери, не прощаясь.

Теперь, за сотни миль от дома, Гермиона чувствовала, как давно и старательно поддерживаемая решительность рассыпается в прах. Её голос едва не дрогнул, когда она делала заказ у кассы. Ещё сложнее было сосредоточиться: открыв книгу Снейпа на первой странице, она обнаружила, что из всего богатства книжных полок выбрала древний учебник химии, устаревший на несколько десятилетий.

Гермиона изо всех сил пыталась читать, но постоянно отвлекалась — то на случайного пешехода (коих становилось всё меньше, поскольку уже темнело) за окном, промелькнувшего совсем близко от её лица, то на кота, который сидел на тротуаре и дёргал хвостом, следя за старушкой и терьером, проходившими под фонарём на противоположной стороне улицы. (У Гермионы кольнуло в сердце — она вспомнила об оставленной дома Косолапке. Впрочем, родители не дадут животному помереть с голоду.) Нетерпение росло, в животе урчало. Колокольчик на двери вдруг звякнул, и приятный голос приветливо обратился к скучающим за кассой мужчинам: «Добрый вечер, как вы?»

Гермиона подняла взгляд, заложив большим пальцем страницу в книге, которую не читала. Мужчины очарованно улыбались. Женщина стояла спиной к Гермионе. Тёмные рыже-каштановые волосы, чуть тронутые серебром, стянуты на затылке в конский хвост. В голове у Гермионы сработала настроенная на «то самое» сигнализация, затрезвонили колокола, загудели сирены, замигали яркие огни. Словно проглотив язык, она смотрела, как женщина делает заказ, как мужчины за стойкой спрашивают о здоровье её мужа, детей, и как она отвечает в притворном раздражении: «Да что им сделается-то? Как всегда, умирают с голода».