o e460f10b28ddb1c1

полезно вспомнить, что такое конкуренция.

Булатов меня заинтриговал.

— Знахарка без способностей — это как?

— Она знает, что нужно делать, но не может, — с готовностью пояснил Кирилл. —

Скорее хороший психолог, чем знахарка. Загляни как-нибудь, она может стать твоей

наставницей.

Булатовы предлагали наилучший для меня выход — обучение и защиту. Свою

помощь в таком случае я бы оказала без принуждения: не оставаться же в стороне, если в

стае, которая помогает, случатся неприятности…

— Спасибо, подумаю над вашим предложением, — пообещала я и честно добавила:

— Но уже сейчас оно мне кажется очень привлекательным.

133

Краем глаза наблюдала за своими похитителями: Андрей помрачнел, а старший

Горобинский и вовсе скрипнул зубами. Захотелось по-детски скрутить им кукиш, но я

подавила недостойное знахарки — как же высокопарно звучит! — желание.

А еще стало легко и спокойно на душе — вопреки былым опасениям мне

предлагали выбор. Чего и кого, спрашивается, я боялась? Этого благородного, веселого

молодого человека? Или его отца, который, невзирая на годы молчания, поспешил на

помощь давнему другу, моему папе? И принял его обратно в стаю без лишних разговоров?

Хемминг нарочито откашлялся и с легкой издевкой в голосе спросил:

— Вы все прояснили? Позволите теперь мне судить?

Все дружно промолчали.

Контролер, заложив руки за спину и прохаживаясь перед вервольфами, стоящими

полукругом, произнес:

— Обращение против воли, удержание, похищение, принуждение к замужеству

должно караться сурово. Но вот ирония: именно Горобинские дали Полуночи новую

знахарку. Не спорю, сделали они это случайно, преследуя свои интересы. И все же я

предлагаю ограничиться штрафом, если, конечно, согласится пострадавшая.

Э-э… Это весь суд? Быстро. А главное, никто не возражает.

На меня выжидающе смотрели семь пар глаз, пришлось отвлечься от посторонних

размышлений. Семеро полуночников ждали ответа, который повлияет на судьбу не только

Горобинских, но и мою собственную.

Штраф — это много или мало за пережитое мной? За то, что несколько месяцев

пряталась, боялась каждой тени? За то, что не видела родителей и друзей? Но больше

всего меня интересует другое: деньги покроют главный урон? Компенсируют то, что я

утратила магию и теперь перекидываюсь в зверя? Да, я научусь быть оборотнем,

убеждена, что отлично справлюсь с появившейся задачей. Но магия… Ох, я больше не

магичка! Я уже никогда не вызову дождь, не зажгу костер без спичек, во время ночного

патрулирования не упокою порождение тьмы метким заклинанием… Хотя, если

вспомнить мое обращение, иногда колдовство не спасает от монстров, наоборот, делает

привлекательной для них. Меня лишили магического дара, и это невосполнимая утрата,

то, что я какая-то там почитаемая оборотнями знахарка, ситуацию не исправляет. Как и

деньги. Люди переоценивают их власть. За деньги можно купить репутацию, но не честь,

преданных помощников, но не друзей, красивое тело под боком, но не любовь. Деньги не

вернут счастливое прошлое, не наделят даром, который дается свыше…

Однако если я откажусь принять компенсацию, будут долгие разбирательства. И кто

знает, что тогда еще выкинут оборотни? Как быть?

Я обернулась к Вольскому. Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием. И я

мысленно попросила у него совета: «Скажи, что мне делать? Соглашаться?»

Ни на что не надеялась, но ответ получила — он чуть заметно кивнул. Удивительно,

как легко маг прочел мои сомнения во взгляде…

Злости на Горобинских, как раньше, уже не было — темные эмоции постепенно

покинули меня. Осталось сожаление о потери магии, а еще хотелось справедливости и

гарантий, что такая ситуация больше не повторится и Андрей побоится трогать девушек

против их воли. Но вряд ли я смогу тут что-то сделать. Плохо, что раньше не

интересовалась законодательством вервольфов. Не думаю, что штраф — серьезное

наказание для вожака, поэтому следует уточнить один момент.

— Я соглашусь, но только с условием, чтобы Андрей никогда больше ко мне не

приближался.

Наделенный властью вервольф кивнул:

— Разумное уточнение. Если Андрей нарушит запрет, то шесть месяцев проведет в

клетке в шкуре зверя. Я все сказал, не спорь, Захарий.

Лицо старшего Горобинского перекосилось, он старался не смотреть в мою сторону,

тогда как младший не сводил глаз. Казалось, для него суд не имеет значения. Андрей

134

наблюдал безотрывно, словно из засады, и у меня возникло стойкое ощущение, что он вот-

вот бросится и вцепится мне в горло... Если такого посадить надолго в клетку, он

совершенно точно выйдет из нее диким безжалостным зверем.

Вспомнив Евфросинию, я содрогнулась. Да, шесть месяцев в клетке — это

страшно. Оборотни тяжело переносят замкнутое пространство, да еще в звериной

ипостаси. К сожалению, это я знаю по себе.