Когда контролер назвал сумму штрафа, боюсь, я не удержала маску
невозмутимости на лице. Я, говоря по-простому, охренела, другого слова не подобрать!
Хемминг потребовал с Горобинских столько, сколько стоили две большие квартиры в
столице, и еще оставалось на одну в моем родном городке.
Вот, значит, во сколько оценивают утрату дара… Вроде бы много, но на самом деле
сложно определить стоимость того, что бесценно.
— Деньги переведу на счет девушки утром, — буркнул Захарий, не торгуясь. —
Мы свободны?
— Да. Мария, разбуди остальных, — потребовал легендарный представитель ВОКа.
От его проницательного взгляда не ускользнула моя растерянность: волков было
много, я могла обходить их долго.
— Действие наведенного сна и так скоро закончится, просто позови их, —
посоветовал контролер.
Закрыв глаза, сделала несколько расслабляющих вдохов-выдохов. Сердце ускорило
свой ход.
— Подъем! Утро близко! — закричала я, чувствуя себя несколько глупо.
Волки зашевелились. Кто-то сразу вскочил, кто-то упал с бревна или превратился
прямо на нем в человека. Алина с Соболевым оказались в числе последних. Они спокойно
обернулись, лежа на своих местах. А вот Макс свалился на землю и некоторое время
дезориентированно тряс головой. Странная реакция на внушение…
Неразлучные друзья Андрея быстро ушли с поляны, одарив меня напоследок
долгими взглядами, девушка еще при этом — легкой улыбкой. Неужели не злится?
Впрочем, если знахарки подбирают пары, то, выходит, я угадала? Они любят друг друга и
поэтому не сердятся на меня? Моя совесть, тихонько, но неумолимо грызущая душу со дня
побега, наконец-то успокоилась.
Оглянулась назад — Хемминг, вожаки, отец и маг о чем-то беседовали. О чем, я не
слышала, они установили «Полог безмолвия», глушащий все звуки. Но я не волновалась
— мои интересы теперь представлял отец, да и Вольский, готова поклясться, не даст в
обиду.
— Если правильно поняла, я могу корректировать поведение молодых веров? —
алчно глядя на Макса, спросила как бы между прочим.
Стоящий неподалеку Кирилл с готовностью подтвердил:
— Именно так, даже волкам из чужой стаи ты можешь помочь.
Я испытывала к нему самую горячую и искреннюю благодарность: ведь он был
рядом, когда Андрей буравил меня недобрым взглядом, находясь всего в паре шагов.
Какой все-таки замечательный Булатов, впору пожалеть, что полюбила другого.
Полюбила?..
На мгновение я застыла прямо в движении. Так, не время для самоанализа — о
чувствах подумаю потом, сейчас надо кое-кого немного повоспитывать... Ладно,
прикрывать этим словом месть слишком по-детски. Считаю, что у меня есть полное право
на маленькую гадость — кузен дважды меня предал. В первый раз он подсунул коктейль
по рецепту Веласкеса, а во второй — проигнорировал просьбу о помощи. Хотя, может, я на
него наговариваю? Вдруг это он позвал отца и стаю северных?
Сначала следует разобраться.
— Кирилл, а как вы узнали, что мне нужна помощь? — полюбопытствовала я тихо.
135
— Анонимный звонок, остальное — не здесь. — Оборотень кивком головы указал
на внимательно слушающего нас Андрея.
Что-то сильно я устала, раз допускаю непростительные ошибки: не подумала, что
мои расспросы могут подставить доброжелателя.
— Да, ты прав, потом…
Злость на двоюродного брата продолжала клокотать в груди, ища выход. И я не
справилась с ней, дала свободу.
Подойдя к растерянному кузену, сердито спросила:
— Макс, почему ты не позвонил моему отцу?
— Я не мог, — виновато произнес он.
Вот все и прояснилось: не он мой тайный доброжелатель, а я надеялась до конца,
верила, что родственница для него важнее законов стаи.
— Маш… Правда, я не мог, прости меня, если сможешь.
— Не смогу, — ответила твердо. — По крайней мере, не сейчас.
— Маша…
— Ты знал, что я избранная Луной?
На лице парня отобразилось облегчение:
— Да, Захарий объявил всем утром, кого предстоит немного напугать.
Немного?.. Да я чуть от ужаса не померла, услышав про бесчеловечный замшелый
закон!
— Зная, что задумали Горобинские, ты все же не позвонил моему отцу… А как же
родственные чувства, Макс?
Отведя глаза, кузен с вызовом спросил:
— Да что бы с тобой случилось? И вообще, Маш, у меня есть долг перед стаей, я не
мог ее предать.
А меня, значит, мог? Меня его объяснения сильно покоробили, да и не поверила я в
них — не с таким стыдом говорят о долге.
— Тут дело не в долге, ты просто испугался, Макс! Понимая, что должен поступить
правильно, ты побоялся возмутиться произволом Горобинских, трусливо закрыл на него
глаза. Как ты можешь после такого спокойно жить? Совесть не мучает?
Кузен набычился и в ярости бросил:
— Думай, что я засранец, это твое право, но только не лезь в мою душу!
Его слова и отношение задели за живое. Я считала его другом детства. В школьные
годы он нередко проводил все лето у нас, мы ходили вместе на речку, наблюдали за
звездами с чердака, воровали яблоки с заброшенных участков в частном секторе...