o c24ec28d571a6d65

усмехнулся: «Да, Лима меня надолго запомнит».

Джованни пришел в рощу уже на закате. Он улыбнулся, увидев Эстер во власянице, и

протянул ей тюк с одеждой: «Я подумал, что вам понадобится».

- Спасибо, - она подняла измученные, красные от слез глаза и спросила: «Мануэла?».

Джованни покачал головой. «Умерла сразу же. Она не мучилась, даже и не поняла,

наверное, что случилось».

- А Хосе? – женщина опустила лицо в ладони.

- Наплакался и заснул, - священник помолчал. «У него ручки немножко обожжены, но ничего

страшного, заживет. Я о нем позабочусь, вы не волнуйтесь».

- Я бы взяла его в Лондон, - вздохнула женщина.

- Даже не думайте, - Ворон подошел к ним и посмотрел на садящееся солнце. «И вообще,

собирайтесь-ка, дорогая сеньора, хватит нам тут сидеть, опасно это. Все наши вернулись,

пора отплывать. Как ваше плечо, святой отец?».

- Болит, - улыбнулся Джованни. «Архиепископ хочет выхлопотать мне награду от ордена,

кстати. За смелость».

- А я теперь куда? – спросила Эстер, прислонившись к стволу дерева.

Ворон помолчал, разглядывая обритую голову женщины, ее опухшие веки, и сказал, чуть

дернув щекой: «Отправитесь на одном из барков в Панаму, с доном Мартином. Там люди

надежные, ну, вы сами их знаете, все будет хорошо. Думаю, до осени уже будете в

Лондоне».

- А вы? – женщина все смотрела на него.

- Я перехвачу серебро и пойду на юг, а потом опять – в Карибское море, - коротко ответил

Ворон. «Все, переодевайтесь, снимаемся с места».

- Все будет хорошо, помните,- ворчливо сказал Джованни, и, нагнувшись, поцеловал ее в

высокий, теплый лоб. От нее пахло дымом – немного, и священник, закрыв глаза, вспомнил

золотые холмы под Римом, серую, каменную, древнюю дорогу и то, как шумели сосны над

головой. «Как это у вас говорят, - он рассмеялся, - до ста двадцати лет вам!».

- Спасибо, - Эстер вдруг, на мгновение, прижалась щекой к его руке. «Спасибо за все».

Джованни выпрямился и, глядя на жесткое лицо Ворона, вздохнул: «Капитан, я хотел бы вам

кое-что сказать, на прощанье».

Он вдруг подумал: «Господи, вот этого мне делать совсем нельзя. Знал бы Джон – голову бы

мне снес, и правильно сделал. Но я не могу иначе, не могу».

- Что? – хмуро спросил Ворон, когда они отошли в сторону.

Джованни ощутил на лице свежий, осенний воздух, и, полюбовавшись кронами араукарий,

сказал: «Я не знаю, может быть, вы обо мне слышали. Меня зовут Джованни ди Амальфи».

Ворон побледнел и тихо, медленно ответил: «Врете. Его казнили в Риме, семь лет назад».

Джованни вытащил из-за ворота сутаны простой медный крестик.

- Узнаете? – спросил он.

Лазоревый глаз блеснул ледяным холодом, и Ворон сомкнул пальцы на рукояти шпаги, изо

всех сил сдерживаясь, чтобы не вытащить ее из ножен. «Что вам надо?» – грубо спросил он.

- Я знаю, что Мария умерла родами, и дитя тоже, - Джованни помолчал. «Скажите мне, чей

это был ребенок?».

- Моя жена, - Ворон вдруг остановился, будто споткнувшись, - умерла, рожая мою дочь. А

теперь убирайтесь отсюда, святой отец, пока я не выпустил вам кишки.

- Прощайте, - сказал Джованни, и, не оборачиваясь, пошел по тропе, вьющейся вверх,

взбегающей на холмы. Она вела на восток, туда, где небо постепенно становилось из

голубого – темно-синим, почти черным.

Ворон посмотрел на слабые, мерцающие звезды, и ощутил боль в правой руке. Он все-таки

вытащил шпагу, - сам того не чувствуя, и зажал ее в ладони, - крепко. Кровь капала вниз,

собираясь в лужицу на сухой траве.

Капитан сжал губы, и, убрав клинок, пошел обратно в рощу.

Эпилог

Карибское море, лето 1584 года

-Вон туда иди, - кабатчик махнул рукой на неприметную, покрытую паутиной дверь в углу.

«И, если что – я тебя не видел, и не знаю, кто ты такой».

Невысокий, худенький юноша кивнул, и, откинув со лба черные, короткие кудри, шагнул

через порог.

Внутри было темно, и он, натолкнувшись на скамью, беззвучно, одними губами, выругался.

- Вы садитесь, - сказали откуда-то из угла. Кресало чиркнуло, и в колеблющемся огне свечи

юноша увидел своего собеседника – в черном, потрепанном камзоле и старой рубашке.

- Вот что, - мужчина выложил на стол тяжелый кинжал, и пистолет. «Наш разговор,

уважаемый сеньор, может закончиться, - человек задумался, - неприятно.

- Эта дверь, - он махнул за спину юноши, - закрыта на засов, снаружи, а тут, - мужчина

повернулся, и поднес свечу к стене, - имеется еще одна, которая выходит прямо к морю. Я

уж не буду вам объяснять, для чего она нужна.

- Не надо, - согласился молодой человек. «Я понял».

- Оружие на стол, - велел тот, что постарше. Юноша подчинился.

-Вы давно в Порт-Рояле? – спросил мужчина, безразлично разглядывая миловидное,

смуглое, взволнованное лицо напротив него.

- Месяц, - сглотнув, ответил юноша. «Я приплыл из Мексики, служу помощником у хирурга,

дона Мигуэля Линареса».

-Линареса, - повторил мужчина и потянулся за кинжалом. Юноша напрягся.

-Кровь под ногтями засохла, - сказал мужчина, и принялся их чистить, что-то насвистывая.

-В Мексике где жили? – поинтересовался мужчина, не поднимая глаз.

-В Мехико, - юноша чуть улыбнулся. «Пришлось уехать, так, - он помялся, - получилось».

Мужчина усмехнулся и отложил клинок.

- Non komo muestro Dio,