- Старый знакомец, он мне еще в Плимуте не понравился, - хмыкнул капитан. «Ну что ж, все
понятно, я сообщу кому надо, и с его семьей разберутся. Жаль, конечно, что мне не удастся
его лично пристрелить – дон Мартин десять лет в Кальяо провел, а этот мерзавец за один
день все разрушил».
- Капитан, - тихо сказал таможенник, - но ведь все это время его жена работала, и прекрасно
работала. Не надо трогать его семью, они же не виноваты.
Ворон сжал губы и посмотрел на сияющую гладь океана. «Ладно, - пробормотал он, - пусть
живут дальше. А что с его женой?»
- Вот об этом, - спокойно сказал Джованни,- я и хотел с вами поговорить.
Выслушав его, Ворон помедлил, и проговорил: «Нет».
- Как – нет? - Джованни почувствовал, что злится. «Ее же сожгут!».
- Ну и пусть жгут, - Ворон посмотрел на него, - прямо и твердо. «У меня тут три десятка
человек, больше я на берег не могу высадить – кто-то должен остаться на кораблях. Я сюда
за серебром пришел, Испанец, серебром для моей страны, а не затем, чтобы спасать кого-
нибудь, будь у нее хоть золото между ногами!».
- А ну прекратите! – жестко велел Джованни.
- А вы мне не указывайте! – Ворон поднялся и положил руку на шпагу.
- Я без оружия, капитан, - усмехнулся Джованни. Они стояли друг против друга – Джованни
чуть повыше, Ворон – чуть шире в плечах. Люди вокруг затихли, и слышно было только, как
шуршит вода, набегая на берег.
- Зачем тогда все это? – Джованни указал на океан. «Раз уж вы так любите Писание,
капитан, то должны помнить, что еще сказал Господь, создавая мир:
-И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему, и да
владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над
всею землею. Если не будет людей, - священник помедлил, - зачем тогда ваше серебро?
Зачем тогда все это нужно?
- И не проповедуйте, - тихо ответил Ворон. «Мне отсюда на юг идти, в пролив Всех Святых,
там зима на носу, мне каждая пара рук дорога. Я сказал – нет. Спасайте ее сами, если
хотите, этого я вам запретить не могу. Все, - он повернулся и пошел по мелководью вдаль,
туда, где волны бились о черные, блестящие, поросшие водорослями камни.
Ворон остановился, посмотрел на бескрайний, мощный океан, и вдруг вспомнил ледяную
воду Чудского озера, - серую, прозрачную, как глаза Никиты Судакова.
«Господи, что же я делаю,- вдруг подумал он, - я ведь Никите Григорьевичу был чужой. И
Петька, упокой Господи душу его – тоже. Он же меня спас, меня и брата – просто так,
потому, что он был человек. Если б не он, не Вельяминовы – не было меня бы сейчас. И в
Писании сказано: «Не стой над кровью брата своего. Ну, или сестры, - Ворон вдруг
усмехнулся, и, круто развернувшись, пошел обратно к кострам.
«Прав этот Испанец, - думал он, ощущая на лице соленый, слабый ветер, - зачем тогда все?
Ладно, - Ворон вдруг улыбнулся своим мыслям, - справимся. Святого отца вмешивать не
будем, ему тут работать, все сделаем сами».
- Вот что, - сказал капитан, подойдя к Джованни, и отбирая у него флягу, - уважаемый, вы
сядьте, и расскажите все спокойно. Я по вашему лицу вижу – что-то придумали»
- Я и сам могу, - упрямо ответил ди Амальфи, но опустился на берег.
- Еще чего не хватало, - буркнул Ворон, - вы, небось, и шпаги в руках никогда не держали.
-Я не всегда был священником, - нарочито вежливо ответил Джованни, - и ядовито добавил,
- уважаемый.
-Все равно, - Ворон потер покрытый темной щетиной подбородок, и усмехнулся. «Ладно, я
вызову с кораблей еще десяток человек».
- У нас еще есть индейцы, - добавил дон Мартин.
- Им тут жить, беднягам, - вздохнул Ворон, - видел, я, как в Мексике это делают. Женщин с
детьми угоняют, а мужчин собирают в какой-нибудь сарай, и разжигают костер. Во имя
Божье, - он хотел было выругаться, но сдержался.
- И потом, с порохом они обращаться не умеют, а что такое лук против мушкета? Но ничего, -
Ворон вдруг рассмеялся, - мы устроим Лиме такое, что о нас тут будут внукам рассказывать.
А где это, Испанец, - обратился он к Джованни, - вы собираетесь жечь бедную донью
Эстеллу?
- Вы ее знаете? – удивился ди Амальфи?
- Имел честь, - Ворон еле сдержал смешок. «Недолго, правда, навряд ли она меня узнает».
- Ну, вот и проверите, - сварливо отозвался Джованни и, взяв уголек, стал чертить на
плоском камне.
Дверь тихонько открылась, и Эстер, отложив Писание, улыбнулась.
- А почему вы тут, - мальчик помялся на пороге и нерешительно добавил, - тетя Эстелла?
Можно я вас так буду называть?
- Можно, конечно, - женщина усадила Хосе на колени и вдохнула его запах – сладкий,
детский. Она вдруг вспомнила что-то совсем давнее – как она засыпала, прижавшись к тому,
кто ее спас, - «Федор, Федор его звали, да». Он гладил ее по голове, и пел что-то по-русски, -
совсем тихо, так что она брала его большую руку и спокойно закрывала глаза.
- А я тут, - женщина чуть пощекотала Хосе, - потому, что хочу подумать. Тут тихо, очень
удобно.
- И что вы надумали? – подозрительно спросил ребенок.
- Что мой дорогой Хосе, наверное, забыл уже, как читают Псалмы, - серьезно ответила
Эстелла.
- Не забыл, - гордо сказал мальчик и потянулся за книгой.