o 8b191ad8675a2039

- Как крови-то много, Степа, - сказал юноша тихим, почти неслышным голосом. Его губы

посинели и, если бы не царь, подхвативший Матвея, тот упал бы на пол.

Иван опустился на колени, поддерживая отрока, и припал губами к его лбу. «Матюша, -

сказал царь, «Матвей, ты глаз-то не закрывай, смотри на меня, милый. Лекаря сейчас

позовем, ты только говори со мной».

- Мачеху мою привезите..., она поможет…, травами, - сказал, задыхаясь, Матвей. Потеряв

сознание, он уронил голову на колени царя.

-Пошлите за боярином Вельяминовым и женой его, быстро – обернулся Иван Васильевич к

братьям Адашевым, удерживавшим Степана.

- А ним, государь, что делать? – спросил Алексей Адашев, кивая на молодого Воронцова.

- В оковы, к Басманову. Пытать безжалостно, - коротко сказал царь. «И на Рождественку

пусть Алексей Данилович стрельцов отправит. Истреблю я все семя их».

Степан почувствовал, что на глаза его наворачиваются горячие, быстрые слезы.

Царь бережно опустил Матвея на ковры, и, поднявшись, взяв со стола плеть, остановившись

перед юношей, сказал:

- Голову подними-то, не прячься.

Степан гордо вскинул голову и тут же завыл сквозь сжатые зубы, пытаясь закрыть руками

лицо – ударом плети царь выбил ему глаз.

- Кровь за кровь, Степан Михайлович, - сказал государь, и, отбросив плетку, вышел из палат.

Михайло Воронцов взбежал наверх. Жена его стояла на пороге Марьиной светелки с

расширившимися от страха глазами.

Дочь лежала на полу без сознания, судорожно подергиваясь, глаза ее закатились так, что

видны были одни белки. Рядом, в луже рвоты, валялись осколки разбитого горшка.

Прасковья повернулась к мужу и одними губами сказала:

- Тот отвар, из травы Федосьиной..., весь Марья его выпила, до последней капли.

- Сбирай быстро Петю, и уезжайте, - встряхнул Михайло свою жену.

- А Марья как же? – зарыдала Прасковья.

- Не жилец она на белом свете, не видишь, что ли! – Михайло опустился на колени рядом с

дочерью и крикнул: «Ну что стоишь, буди Петрушу и бегите отсюда, - хоша бы на край

света!»

Снизу, со двора, Воронцовы услышали стук колес и ржание коней.

Феодосия аккуратно поднесла к губам Матвея ложку с питьем.

- Оправится он, государь, - спокойно сказала женщина. «Рана у него неглубокая, внутри и не

задето ничего, сейчас главное – холодной водой рану промывать, повязку менять несколько

раз на дню, да покой. Отрок он молодой, через месяц и забудет, что кинжалом его ударили».

- А что за отвар ты ему даешь-то? – спросил царь, расхаживая по палатам.

- Кровь чтобы лучше свертывалась, рана быстрее и затянется. Да вот еще что, государь, -

женщина помялась, - лучше б его не перевозить сейчас никуда, пусть здесь лежит».

-Не будем, - Иван Васильевич улыбнулся. «Ну, Федосья Никитична, что спасла любимцу

моему жизнь – теперь проси чего хочешь!»

- Пасынок же это мой, хоша и неродной мне, а мужу моему сын, как же не помочь ему? –

пожала плечами Феодосия. «Да и не надо мне ничего, государь, я завсегда послужить рада -

Вельяминова метнула мгновенный, из-под ресниц, взгляд на царицу Анастасию, тоже

склонившуюся над ложем Матвея.

- Ты батюшка Иван Васильевич, велел Воронцовых всех в острог отправить, - неуверенно

начала царица.

- Ну, велел, а тебе-то что, - нахмурился Иван.

Анастасия вдохнула, и сказала, глядя прямо царю в глаза: «У Прасковьи дочка при смерти –

дай ей хоть умереть-то на материнских руках, батюшка. Что Михайлу взяли – это

правильно, но Прасковья-то не сбежит , - куда ей прятаться, еще и отрок шестилетний же у

нее».

- Больно жалостливая ты, царица, - помолчав, сказал Иван. «Да ладно, ты мне новости

хорошие сегодня принесла, - при этих словах Феодосия и Анастасия обменялись чуть

заметными улыбками, - ладно, будь по- твоему. Пущай дома сидят пока, под охраной».

- Вот, батюшка Федор Васильевич, - улыбнулся Басманов, - в самом деле, не

разорваться же мне надвое.

С Башкиным мы еще разобраться не успели, а тут племянника твоего троюродного тоже

надо допросить – на государя руку поднял, понятно, не жить ему, а все же разобраться

следует – один он такое замыслил, али кто ему помогал?

Федор посмотрел на окольничего и ничего не сказал. Боярин чувствовал себя будто стоящим

на краю пропасти – видел он такое на Галичьей Горе, когда в прошлом году, после осады

Тулы войском Девлет-Гирея, Вельяминов с другими боярами искал места на юге для

сторожевых постов.

Внизу, под скалами, текла бурная река. С Дикого Поля, лежавшего в летнем мареве, веяло

полынью, и, казалось, - сделай шаг, и полетишь, ровно кружащийся в ясном небе кречет.

- Да как бы ни разбиться» - угрюмо подумал Федор. Ровно по лезвию меча шел он сейчас –

одного слова Башкина, али Степана было бы достаточно, чтобы кончить и жизнь его, и жизнь

всей его семьи.

- Матвея-то не тронут», - понял Федор. «Матвей, дай ему волю, еще и сам меня прирежет.

Вырастил сына себе же на погибель, тьфу!»