o 8b191ad8675a2039

белокурой и черной.

-Про козла золотые рога, - бойко начала Прасковья. «То не сказка, то присказка, а сказка

начинается только…».

Он слушал перебивающие друг друга голоса дочерей, и, незаметно даже для самого себя,

опустив веки, задремал – почти не задыхаясь, в первый раз за все эти дни.

Марфа развернула свиток, что лежал перед ней на столе, и выпрямилась. «Вот, - сказала

она, - как ты государь, велел ту карту Перми Великой, что брат мой покойный, инок Вассиан,

делал, - она перекрестилась, - из хранилища достать, так я на ней отметила, где на Большом

Камне золото и самоцветы лежат.

-Богато, - проговорил царь, глядя на карту. «Да только ведь это промыслы надо ставить,

боярыня, - он внезапно улыбнулся. «Ну, ничего, поставим. А с югом что? – он указал на

потрепанную оленью кожу. «Нет же у нас карт хороших сих мест, окромя твоей».

-Я ее переделала, - Марфа разложила пергамент. «Вот, государь, я все сюда перенесла - тут

все реки ясно указаны, и проходы в горах – тако же. Путь в Сибирь, - сказала она, глядя в

глаза государя.

Тот молчал. «Скажи, Марфа Федоровна, - он усмехнулся, - не жалеешь, что не повенчалась-

то со мной?».

-Нет, государь, не жалею, - он увидел в зеленых, прозрачных глазах то же самое, что видел

во взгляде ее отца – спокойную, твердую уверенность.

Иван Васильевич вдруг вспомнил детство – ласковые руки матери, царицы Елены, и ее

голос: «Вот, Ванечка, боярин Вельяминов тебя и на коне научит ездить, и с саблей

обращаться. То батюшка твой завещал, как умирал он, на Москве лучше Федора

Васильевича никто этого не сделает».

«Сколько ж мне было лет тогда? Да, три исполнилось, отец мой, царь Василий, как раз

преставился. А потом Федор Васильевич Матвея ко мне привел, мне тогда семь уже было.

Всю жизнь я их знаю, получается», - царь вздохнул и сказал: «Ну что ж, Марфа Федоровна,

летом на Сибирь и пойдем тогда – уже не как котята слепые, а зная дороги. Спасибо тебе».

Она поклонилась, - неожиданно легко, хотя большой живот уже опустился, и тихо ответила:

«Я, государь, Вельяминова, ежели слово я дала, так держу его».

Царь почувствовал, что краснеет, и буркнул: «Как брата твоего казнят, так их в монастырь

отвезут – навечно. Машке язык урезали, болтать не будет, и постригли вчера в

Новодевичьем. Тако же и дочь ее, как время придет – постригут. Но живы будут. И не проси

меня сказать, где они иночествовать станут – не скажу», - сердито закончил царь.

-Не попрошу, - Марфа еще раз поклонилась, - поясно, и уже повернулась идти, но царь

спросил: «Как муж-то твой, боярыня?».

-При смерти Петр Михайлович, - коротко ответила Марфа, и толкнула изукрашенную золотом

дверь.

-Останови тут, - велела она вознице. «И жди, я сейчас».

Марфа зашла на церковный двор и широко перекрестилась на купола. Уже совсем стемнело,

в высоком небе взошел бледный, косой серп луны. Из открытой двери тянуло ладаном,

горели, перемигивались огоньки свечей.

-Боярыня, - раздался шепот.

Он стоял на снегу, опустив всклокоченную голову, губы его непрестанно двигались.

-Вот это – в Новые Холмогоры, - прошептала Марфа, вкладывая в руку юродивого

запечатанную грамотцу, - как обычно, а сие, - она, оглянувшись, передала ему холщовый

мешочек, - сам знаешь куда. Готово там все?

-Да, - откликнулся Щербатый,- человек верный, не подведет. Стоить будет, - он,

потянувшись, сказал что-то на ухо Марфе. «Это все, скопом».

-Хорошо, - вздохнула она, - завтра жди меня у ворот усадьбы, до рассвета, отдам.

-Буду, - уверил ее юродивый и вдруг спросил, подняв черные, огромные глаза: «Верное

средство-то? Если что не так – сами знаете, что ждет его».

-Знаю, - сухо ответила Марфа. «Посему и даю ему снадобье испытанное».

Она еще раз перекрестилась, и, поклонившись в сторону церкви, пошла к возку.

-Все ладно ли? – устало спросила она Лизу , помогавшую ей раздеться.

-Да, матушка, - тихо сказала та. «Девочки с батюшкой были, а потом задремал он, так мы с

Федей их увели, позанимались с ними, помолились, они и спать легли. А Федосья в амбары

пошла, с ключницей».

-Ну хорошо, - Марфа скинула тяжелую кику и попросила: «Лизонька, ты мне гребень принеси,

я волосы расчешу, а то сбились».

Дочь присела рядом и спросила: «Матушка, а батюшка выздоровеет?». Марфа посмотрела в

синие, отцовские глаза девочки и, вздохнув, привлекла ее к себе: «На то воля Божия,

Лизонька. Надо молиться, может, и сжалится Господь-то».

-Я не хочу! – внезапно, страстно сказала Лиза, и Марфа отодвинулась – так девочка

напомнила ей покойную Изабеллу. «Не хочу, чтобы батюшка умирал!»

-Пойдем, милая, - Марфа заплела косы и уложила их на затылке, - пойдем, посмотрим, как

батюшка-то.

Она обняла дочь, и, прижавшись щекой к мягким волосам, сказала: «Может, и лучше ему».

Марфа осторожно открыла дверь в горницу и позвала: «Петя!».

-Зайди, милая, - послышался голос мужа. «Кто там с тобой?».

-Лизонька, - ответила женщина.

-Пусть подождет немного, ладно? – попросил Петя.

-Я сейчас, - шепнула Марфа дочери.

Муж лежал, откинувшись на подушки, и Марфа увидела, что его губы – синие, сухие, -

искусаны в кровь.

-Помоги мне, - вдруг сказал он. «Я ведь уже и туда, - он еле мотнул головой в сторону