o 8b191ad8675a2039

мне, ты в Риге бывал, года так два с половиной назад? Ну, чуть больше, в мае того года, как

король Филипп испанский на престол Португалии взошел?

-Бывал, - спокойно ответил Петя и потянулся за вином. Марфа метнула в его сторону

предостерегающий взгляд, но муж только чуть покачал головой и налил себе.

-А по Курляндии ездил? – испытующе взглянул на него царь. «Городок там есть, Пилтен, от

Риги неподалеку, знаком он тебе?».

-Знаком, - Петя выпил, чувствуя, как отчаянно, беспорядочно бьется сердце. «А ну хватит!» -

жестко приказал ему Воронцов.

-Славно, - ласково сказал царь. «Ну, значит, гостье своей ты обрадуешься, она тоже из

Пилтена».

Петя чуть побледнел. Царь крикнул: «Ведите ее!».

Маша Старицкая вошла, держа ребенка на руках, и тут же, увидев Петю, вспыхнула.

«Государь.., - пробормотала она.

-Вот тебе, Машенька, и герр Питер Кроу, собственной персоной, - нежно сказал Иван

Васильевич. «Не ждала увидеть-то его? И жена его, Марфа Федоровна, Вельяминова во

девичестве, ну, ее ты тоже знаешь».

-Здравствуй, Машенька, - проговорила Марфа, поднимаясь. «Добро пожаловать, мы тебе

всегда рады. Это сын твой или дочка?», - спросила женщина, указывая на мирно дремлющее

дитя.

-Дочка, - не думая, ответила Маша, и, увидев большой живот Марфы, забормотала, отступая

к двери: «Нет, нет...»

-А ну стой! – грубо крикнул Иван Васильевич и усмехнулся: «Тут не просто дочка, тут

наследница престола царей московских, коли с сынами моими что случится, то ее дети

править страной станут. А отец ее – регентом будет.

Вот только вдовствующая герцогиня Голштинская не от мужа покойного,- царь

перекрестился, - сие дите принесла, а нагуляла от кого-то. Кто ж отец, Машенька, скажи

нам?

Васильковые глаза Маши некрасиво сузились, и женщина, указывая на Петю, произнесла:

«Он».

Иван Васильевич внезапно поднялся, и, глядя на побледневшее лицо Пети, рассмеялся:

«Что, Петр Михайлович, в регенты метишь, внуков своих на царстве видеть хочешь? Хорошо

же ты от жены погулял, с умом, со значением. Другие мужики для сего дела блядей

пользуют, а ты правнучку Ивана Великого на спину уложил, и дитя ей заделал!» - царь с

размаха хлестнул Петю по щеке и Марфа с ужасом увидела, как синеют губы мужа.

-Я ее пальцем не трогал! – зло сказал Петя, выпрямляясь. «Врет она!».

-При жене-то, да еще и на сносях, любой муж так скажет, я, Петр Михайлович уж поболе

тебя погулял в жизни, знаю, - щека царя чуть дергалась, - мелко, неудержимо.

Марфа молчала, глядя на Машу Старицкую. Та, заалев, опустив голову, стояла, уперев глаза

в пол.

-А впрочем, - царь внезапно рассмеялся, - есть способ сие проверить. Я хоша и не царь

Соломон, но тоже мудр, - он грубо рванул из рук Маши девочку. Та проснулась, испуганно

зарыдав.

-Государь, - тихо проговорила Марфа.

-А ты молчи, - выругался Иван Васильевич и, достав из кармана кожаный шнурок, обернул

им шею ребенка.

-Давай, - кивнул он Воронцову, - коли не твое это дитя, удави ее, и дело с концом. Тогда я

тебя не трону, живи, как жил дальше, торгуй, детей воспитывай.

Петя посмотрел в синие, заплаканные глаза девочки и встретился взглядом с Марфой.

«Господи, - подумал Воронцов, - прошу тебя. Я ведь всех сейчас на смерть обреку. Но я не

могу, нет».

Он отступил на шаг, и, заложив руки за спину, посмотрел прямо в лицо царю.

Иван Васильевич внезапно вспомнил веселое отчаяние в глазах Степана и то, как он сказал

разбитыми губами: «Коли нож ты мне дашь, государь, то первый удар сам и получишь».

-Вот же семя ваше..., - зло пробормотал царь, - давишь его, давишь, а оно растет – цепкое,

сильное. Но ничего, - он крикнул: «Эй, кто там!».

-Государь, - поклонился командир караула стрельцов.

-Так, - Иван Васильевич опустился в кресло. «Сколько возков тут у тебя?» - спросил он.

-Четыре, царь-батюшка, - ответил тот.

-Как раз хватит, - тот задумался. «Этого, - он показал на Воронцова, и сына его, - наверху он,

в горницах, - в Разбойный приказ. Пусть до казни там посидят, ничего с ними делать не надо,

а там, - царь усмехнулся, - палачи о них позаботятся. Кишки своего сына жрать будешь, Петр

Михайлович, понял?

Девок, что там еще у них, - языки им вырвать, и по разным монастырям распихать, ежели

выживут. Тако же и эту, - государь указал на Машу Старицкую. Та упала на колени, и, рыдая,

сказала: «Государь, а дочь моя как же...»

-Нет у тебя больше дочери, - коротко ответил царь. А ты, Машенька, прежде чем блядовать,

разрешения у меня бы, дяди своего, спросила, - улыбнулся Иван Васильевич. «Постричь

тебя надо, замуж такую шлюху выдавать ну никак нельзя – сегодня ты для Петра

Михайловича ноги раздвинула, а завтра для кого? А чтобы не болтала ты – язык урежем».

-А тебя, Марфа Федоровна, я с Петром Михайловичем, и сыном твоим казню. Как мать его, -

Иван Васильевич кивнул на Воронцова, - на помост взошла, так ты еще ребенком была.

Рассказать тебе, что ждет-то тебя? – поинтересовался царь.

-Нет, - спокойно ответила Марфа, - мне матушка моя покойная, Федосья Никитична, все

описала.

-Проклятая кровь новгородская! – вдруг взорвался царь, хлестнув Марфу по лицу. «Да

заплачешь ли ты когда-нибудь, волчица?».