o 8b191ad8675a2039

Он поцеловал ее, - ласково, тихо, и попросил: «Пусть ко мне Федя зайдет, ладно?».

Матвей чуть приоткрыл дверь и замер. Она спала на лавке, укрывшись шубкой, обнимая

дитя. Он неслышно прошел в горницу, все еще не убирая кинжала. Дитя было

золотоволосое, кудрявое, - как ангелочек, - еще по-младенчески пухлое. Розовые,

оттопыренные губки чуть улыбались, темные ресницы бросали тени на белые, молочные

щечки.

Он, было, потянулся к лавке, но дитя заворочалось, зачмокало, и Маша сквозь сон

недовольно сказала: «Ну что ты елозишь! Лежи тихо!».

Матвей и не помнил, как, взлетев по лестнице, он оказался на чердаке. Он прислонился

спиной к двери, и, стараясь не дышать слишком громко, прошептал: «Нет, не могу. Не могу я

этого сделать».

Он опустился на корточки и, повертев в руках кинжал, пробормотал: «А ведь как все было бы

просто».

Вельяминов закрыл дверь на засов и вдруг ощутил невероятную, давящую усталость. «Я

просто посплю, - сказал он, вытягиваясь на полу, закрывая глаза. «Посплю, и потом уйду, и

ничего больше. Пусть что хотят, то и делают, не нужны они мне».

-Звали, батюшка? – Федор просунул рыжую голову в дверь.

-Заходи, да, - Петя отложил счета.

Мальчик стоял у постели и Петя в который раз подумал, что почти девятилетний сын больше

напоминает четырнадцатилетнего.

-Ты садись, - Петя указал на лавку.

-Да не положено, перед отцом-то, - Федор улыбнулся. «Что ж я за сын тогда буду, невместно

это».

-Ну, я разрешаю, - мужчина потянулся и потрепал сына по голове.

-Как у тебя со стройкой-то? – спросил Петя, когда мальчик сел.

-Сказали в начале марта приходить, - Федор оживился, - сейчас пока холодно еще, стены не

возводят, а как потеплеет, начнут, там и люди понадобятся. Там же и башни будут строить,

Белый город будет называться.

-Представляете, батюшка, - загорелись голубые глаза ребенка, - стены будут в двадцать

верст длины и двух саженей толщиной. Я хоть лето там поработаю, пока мы в Лондон не

поедем.

-В Лондоне, Федор, тебе уж в школу идти придется, - мягко напомнил отец. «Вместе с

кузенами своими, дядя Стивен мне пишет, что хочет их отдать в Мерчант Тэйлор, это рядом

с нашим домом городским, так что веселее вам будет. Я вот что хотел тебе сказать..., -

мужчина помедлил.

-Да, батюшка, - рыжие, длинные ресницы дрогнули, и мальчик внимательно взглянул на

Петю. «А красивый у него отец был, - вдруг подумал мужчина. «И Федька – уже сейчас

хорош, а когда вырастет, так на него девки заглядываться станут».

-Я, видишь, - Петя похлопал рукой по постели, - пока лежать должен, у матери твоей, сам

знаешь, не забалуешь с этим, так что ты уж, пока я тут, посмотри, чтобы в доме все ладно

было. Ну, там, с лошадьми, и чтобы ежели сломано где – то починили бы, хорошо? Ну или

сам почини, у тебя ж руки золотые.

-Конечно, - сын помедлил и вдруг спросил: «А с вами все хорошо будет, батюшка?»

-Да, - твердо ответил Петя. «Все будет хорошо».

-Два года, значит, - подумал Матвей, устраиваясь на печи, натягивая на себя армяк. «А

Магнус только следующим годом от Батория приехал». Он быстро посчитал на пальцах.

-Да, мое, не иначе. Ну, разве что только Машка сразу после меня кому-то еще дала, но кому

там давать, в этой дыре? Хорошо, что у меня тогда ума хватило ему не рассказывать, кто

еще в Пилтене в то время гостил. Может, к Марфе грамоту послать? Да нет, зачем, Петр и

не вернулся вроде пока, а ей про это знать не след.

-Ну, даже если Машка и скажет ему, чье это дитя – меня он теперь не достанет, - Матвей

усмехнулся. «А раньше бы точно на кол отправил, не посмотрел бы на то, что я слугой его

верным был. Он же боится, ох, как боится – девчонка эта теперь прямая наследница, после

Федора и Митьки моего.

-Ну от Федора детей не жди, а эту он отравит, али задушит, не иначе. Можно было бы,

конечно, Машку прирезать, а девчонку забрать – но куда я с ней? Марфе отдавать - так это

всем прямая на плаху дорога. Да и грех это все же – на невинного руку поднимать, - Матвей

закинул руки за голову.

-Но вот когда я Митьку увезу, то останется страна без наследника. Ну и, слава Богу, - Матвей

зевнул. «Вон, в Голландии, Марфа рассказывала, штатгальтера выбирают, пусть и у нас так

делают. Хоть будет чем Земскому Собору заняться, дармоедам этим. Хотя у нас, конечно,

перессорятся все сначала, головы друг другу посшибают, даже голландцы – на что

спокойные, - и то переругались»

- Атаман, - раздался голос снизу.

-Что? – Матвей свесил голову с печки.

Юродивый, - звали его в святом крещении Василием, по кличке Щербатый, - присев на

лавку, снимал с себя вериги. «Намерзся, - пожаловался юродивый, - вроде и солнце, а все

равно – зима еще».

-Я печку протопил, как вернулся, - зевнул Матвей. «И поесть купил, в Обжорном ряду, вон

там, в горшке. Водка тоже есть».

Щербатый вдруг покраснел.

-Чего ты? – ласково спросил Матвей.

-Да тут, - Василий помялся.

Матвей рассмеялся. «Я с головой закроюсь, меня и не видно будет. Давай, веди ее».

-Так, может? – предложил Василий.

-Да не надо, - махнул рукой Матвей. «Считай, что я и не тут вовсе».

Он лежал, слушая размеренный скрип лавки , томные вздохи бабы, и вспоминал Пилтен.