o 8b191ad8675a2039

- И сколько у тебя осталось? – вмешался чей-то еще голос.

- Кое-кто остался, а кто ушел, не в этом же дело. У нас же как – мы ж не только с полными

кабалами людей в рабстве держим, но и с нарядными, а кто и беглых людей в холопы

обратно записывает. Грызем себя и терзаем, остается только и смотреть, чтобы не съели

друг друга. Иисус разве это заповедовал?

Феодосия, сняв сапожки, босиком, тихо прокралась по лестнице и приникла ухом к двери.

- Говорил я с двумя латынниками, так читали они мне писания покойного Мартына Лютера, и

сказано там, что благое благодеяниями прирастает. Я и записал это.

Боярыня услышала, как тот же звонкий, ломкий голос, запинаясь, читает: «Квиа пер опус

каритатис кресит каритас...»

- Э фит хомо мелиор, - закончила она, распахнув дверь. «Ибо благодеяниями

приумножается благодать и человек становится лучше».

В крестовой горнице наступила тишина, только трещали фитили свечей, да было слышно

неровное, взволнованное дыхание застывшей на пороге женщины

- Не говорил ты мне, Федор Васильевич, - нарушил молчание боярин с мальчишеским

голосом, - русоволосый да голубоглазый, небольшого роста, - что дочка твоя по латыни

разумеет.

- Жена это моя, - буркнул Вельяминов. «Федосья, говорил же я тебе – присмотри, чтобы

не мешали нам!»

- Так разве я мешаю? – пожала плечами Феодосия. «Послушать-то интересно».

- Не твоего ума это дело, - проворчал ее муж. «Шла бы к себе лучше».

- Не моего ума! – прищурилась Феодосия и Федор, глядя на нее, понял, что сглупил.

«Ты уж прости меня, Федор Васильевич, но кто из вас тут латынь-то знает, окромя меня? А

уж тем более язык немецкий. А ведь Мартын Лютер, он ведь не только свои тезисы написал,

о коих ты, боярин, - чуть поклонилась она в сторону незнакомца, - говорил сейчас, но и

Библию на немецкий язык перевел!»

- Права-то жена твоя, - повернулся боярин к Вельяминову. «Можно будет, как я думаю, ей

послушать, вот только...» - он замялся.

- Ежели по тайности что, - обиженно сказала Феодосия, - так я уйду, вы только скажите.

- Да вот как раз, - замялся Вельяминов, помолчал и вдруг – все собравшиеся вздрогнули, -

стукнул кулаком по столу: «Что это за жизнь, когда от своей жены прятаться надо! Смотри,

Федосья, не проговорись только, Прасковье, али еще кому. Женщина ты разумная, а в деле

этом нам одним не справиться».

Феодосия опустила голову и почувствовала, что жарко покраснела. «Хорошо хоть, темно в

горнице, не видно, - подумала она. «А я от него таюсь, и дальше таиться буду. Не таиться –

изломают на колесе или сожгут в клетке. Ох, Федор, Федор, а ты-то мне самое, сокровенное

доверяешь».

- Это, Федосья, Башкин, Матвей Семенович, - указал ей муж на русоволосого незнакомца, -

боярин московский. «Ты, Матвей Семенович, обещал рассказать-то про исповедь свою

великопостную».

- Так вот, - начал Башкин, - пришел я Великим Постом к священнику Благовещенского собора

отцу Симеону, и сказал ему, что надобно не только читать написанное в евангельских

беседах, но и выполнять на деле. Потому что как я думаю – все сперва исполняйте сами, а

потом и учите. Ну и про холопов тоже ему сказывал.

- А что «Апостол», забрал его у тебя отец Симеон? – спросил Башкина неизвестный

Феодосии боярин.

- Да, показал я ему «Апостол» свой, что воском от свечи размечен в местах, которые я

толковал, так отец Симеон его и взял. У царя теперь тот «Апостол», - ответил Башкин.

- У царя... – протянул Федор Вельяминов. «Царь-то нынче в Кирилловом монастыре,

далеконько отсюда будет», - он испытующе глянул на Башкина.

- О сем, Федор Васильевич, я уж говорил с тобой, и повторяться не хочу – резко ответил ему

боярин и вдруг, - Феодосия даже не поняла, как это произошло, - почувствовала она на себе

взгляд Башкина – смотрел он на нее, будто увидел в первый раз, будто хотел запомнить ее

лицо навсегда – до могилы и после нее.

- Скажи нам, боярыня Феодосия, - все еще не отрывая глаз от нее, спросил Башкин, «а

сможешь ли ты с русского на латынский переложить?»

- Может, и неровно, да переложу, - ответила ему женщина. «Ты уж, Матвей Семенович, не

обессудь, я хоша и училась латынскому, да недолго совсем. Но понятно будет».

- Ты что же, Матвей Семенович... – начал Вельяминов.

- Так если без грамотец тот человек поедет, то вельми сложно будет ему, - ответил Башкин.

Вельяминов нахмурился. «Ты, Матвей Семенович, ровно думаешь, что это так просто – из

монастырской тюрьмы человека вызволить. Даже и мне».

- Федор Васильевич, - страстно, поднявшись, встав посреди горницы, сказал Башкин, - вот я,

например, что – я только вопросы задавать умею. Ну, толкую еще, как мне разум

подсказывает. А тот человек – он совсем иной стати. Говорили мы с тобой про Лютера

Мартына, как он прибил к дверям-то собора тезисы свои, - так вот этот человек, что сейчас в

подвале гниет, в Спасо-Андрониковом монастыре, - ежели не спасем его, все одно лучше б и

не начинали мы то, что начали уже!