o 8b191ad8675a2039

- Как опростается Федосья, зови на крестины, - сказал Иван Васильевич. «Восприемником

буду».

Вельяминов в благодарность опустился на колени - честь великая для боярина, всем

завидная, коли сам государь в крестные отцы к нему идет.

На ужине, когда стольники внесли блюда с жареными цаплями, Матвей Вельяминов

наклонился к сидящему рядом Степану Воронцову.

- Как царь почивать уйдет, скачи в рощу, Степа, разговор у меня до тебя есть.

- Здесь бы и поговорили, - недоуменно сказал Степан, - для чего коням копыта бить?»

- В тайности разговор-то, - ответил Матвей, - а тут ушей чужих много. Тихо, царь на нас

смотрит, - и оба отрока принялись за еду.

В полночь Матвей отвязал своего гнедого жеребца и пустил его рысью через поле в рощу.

Внизу, под обрывом, серебрилась река, ухал филин, легкие, быстрые облака набегали на

полную луну. Пахло росой и цветущей степью, - с юга, оттуда где лежало Дикое Поле, -

тянуло теплым, уже почти летним ветерком.

Гнедой под Матвеем чуть слышно заржал, почуяв рядом другую лошадь.

- Что у тебя? – перегнулся с седла Степа Воронцов.

- Погоди, спешимся, - Матвей легко соскочил на землю.

Хоша они были и ровесники, но Степан рядом с невысоким, худощавым Матвеем казался

взрослым мужчиной, а не подростком.

- Грамотцу Марье передашь? – спросил Матвей, глядя в голубые глаза Степана, сейчас, в

лунном свете, отливавшие серебром.

- Да ты, Матвей, никак разума лишился, - зло сказал Степан. «Потащил меня ночью за три

версты, чтобы о какой-то грамотце молвить!»

- Дак Степа, - взмолился Матвей, - рассуди сам, куда ж за ужином про такое говорить, когда

батюшки наши напротив нас за столом! Как есть невместно, ибо ежели узнают – Марью,

быстро замуж спихнут в Пустозерск какой-нибудь, али куколем голову покроют! Ты что,

Степа, этого для сестры единственной хочешь? Не говоря уже о том, что батюшка с меня три

шкуры спустит!

- Да хоть бы и десять, мне-то какое дело, - ехидно ответил Степан. «Смотри, Матвей, ежели

обиду Марье, какую причинишь – не жить тебе, знай это. Не посмотрю я, что царь тебя

привечает – спуску не дам.

- Степа, - торопливо сказал юноша, - если бы дело за мной было, я бы хоша сейчас сватов

заслал. Куда мне, еще шестнадцати не исполнилось. Сам-то, небось, тоже из родительских

рук смотришь, Степан Михайлович, так что не будь так крутенек.

- Мне и сватов засылать не к кому, - усмехнулся Степан.

- А что ты этим хвалишься? – Матвей поднял бровь. «Инок нашелся, схимник какой! Не

пришлась тебе еще девка по сердцу, так и сиди, помалкивай. А мне пришлась. Мне, Степан,

без Марьи не жить. Другое дело, что молоды мы, и при царе я еще побыть должен. А так я б

хоть завтра под венец с Марьей».

- Что в грамотце? – хмуро спросил Степан. «Смотри, Матвей, ежели ты Марью, на что

невместное подбиваешь – я ж узнаю, и тогда тебе не только с твоим, но и с моим батюшкой

иметь дело придется».

- А ты меня не пугай, Степа – задиристо ответил Матвей. «Сестру твою на невместное мне

склонять не к чему – для сего срамные девки есть на Москве».

Юноша увидел, что Степан Воронцов покраснел и отвернулся.

- Ты что ж, не скоромился еще? – усмехнулся Матвей. «Айда с нами, как в Москву вернемся

– иль ты девство до брачного венца решил хранить? А, Степа?» - и отрок игриво подтолкнул

Воронцова.

- Кончай брехать-то, - угрюмо ответил Степан. «Вот же пустомеля ты, Матвей, и чем только

ты Марье приглянулся – не разумею»

- Тем и приглянулся, Степа, что язык у меня хорошо подвешен, - рассмеялся Матвей. «Девки

это ой как любят. Ну что, берешь грамотцу?»

- Давай, - помолчав, ответил Степан.

Он засунул грамоту в притороченную к седлу переметную суму, и, гикнув, поскакал обратно к

шатрам. Матвей долго смотрел ему вослед.

Прасковья Воронцова сидела в крестовой горнице со старшей дочерью. Степан вот уже

второй день был в отлучке с отцом — после царской охоты, едва побыв дома, они сразу

уехали в подмосковные вотчины, - и, уложив Петю, боярыня вдруг подумала, что было бы

хорошо посидеть с Машей, поговорить всерьез о сватовстве — еще прошлым Покровом

заневестилась девка.

- Боярыня Голицына приезжала, - сказала Прасковья, искоса взглянув на Машу. Та сидела за

вышиванием, низко склонив темноволосую голову. «Сватается к тебе наместник

смоленский, боярин Иван Андреевич Куракин . Семья богатая, царь их привечает, что

скажешь, дочка?».

- Не гонюсь я за златом-то, - пробормотала Марья.

- Так, дочка, не разумею я, что надо тебе? – Прасковья присела на лавку рядом с Марьей и

попыталась ее обнять. Та только дернула плечом и отодвинулась.

Воронцова вздохнула. «Сватались к тебе и молодые, и постарше, и кто богаче, и кто бедней

– так всем отказ был, ровно шест. Смотри, Марья, такой переборчивой быть тоже не

следует – будешь так женихами бросаться, да никто и не захочет тебя брать – кому такая

жена нравная нужна?

- Ну и ладно, - независимо сказала Марья. «Не найдется жениха по душе – иночество

приму».

- Смотри, какая инокиня-то нашлась, - съязвила Прасковья. «Как что не по ней – сразу

ангельским чином грозится. Думаешь, в монастырь тебя только за глаза твои красивые,