o 650e8660de4f860a

услышал их разговор.

– Да, в наше время это совсем непросто, – сказала одна женщина другой. –

Приличную няню днем с огнем не сыщешь. Последняя проработала у нас всего три дня –

такая вертихвостка – целыми днями только и делала, что укладывала волосы и болтала по

телефону.

– Таким легкомысленным девицам нельзя доверять, – отвечала вторая. – Я думаю,

лучше взять женщину в годах.

И тут мне в голову пришла замечательная мысль. Я забежал вперед, остановился

перед женщинами и вежливо приподнял кепку. Они с недоверием посмотрели на меня.

– Простите, пожалуйста, но я случайно услышал ваш разговор. Дело в том, что я

очень люблю детей и у меня большой опыт в воспитании подрастающего поколения. А

сейчас я как раз ищу работу, и поэтому с удовольствием бы принял ваше предложение…

С каждым словом я чувствовал себя все более неуверенно, потому что женщины

смотрели уже на меня не только с возмущением, но даже с презрением.

– Но вы же мужчина! – сказала наконец женщина с коляской.

– Да, – согласился я.

– А я ищу женщину, среднего возраста.

Что же тут поделаешь! Не мог же я вот так, в одночасье, стать женщиной среднего

возраста. Я извинился и вежливо приподнял кепку в знак прощания. Но тут я заметил в

коляске моего непосредственного работодателя. Он смотрел на меня ясными удивленными

глазами и вдруг сказал:

– Мама, птичка!

Женщины засмеялись, и я тоже засмеялся, хотя в ту минуту мне было совсем не до

смеха. Довольная мама погладила малыша по головке:

– У нашего Вилле такое бурное воображение.

Я подумал, что это, скорее, у остальных людей очень бурное воображение, раз они

считают мужчиной любого, кто одет в штаны и рубашку. Но мне хотелось понравиться, и

поэтому я тоже стал хвалить маленького Вилле.

– А где вы работали раньше? – спросила мама Вилле.

– Ммм… В пищевой промышленности.

Помоему, это была замечательная придумка, и при этом в ней не было ни капли лжи,

ведь рыболовство относится к пищевой промышленности.

– Но вы сказали, что вам приходилось иметь дело с детьми?

– Да, у меня одиннадцать собственных детей.

– Бог ты мой! – воскликнули женщины в один голос. – Неужели в наше время еще

бывают такие большие семьи? Ну и забот, наверное, у вашей супруги!

– Все заботы мы с женой всегда делили пополам, – похвастался я.

– Подумать только, а мой муженек ни разу даже подгузник Вилле не поменял.

Теперь женщины смотрели на меня куда более благосклонно. Вилле протянул ко мне

ручонки:

– Дай!

Пришлось разрешить ему потрогать мой клюв. Он осторожно погладил его и даже

прикоснулся щекой к перьям на шее.

– Похоже, вы ему понравились, – тихо сказала мама Вилле. – Простите, как ваше

имя?

Я не хотел называть им итальянское имя, так как боялся, что женщины тоже начнут

говорить о паспорте. К тому же мое произношение (спасибо моему музыкальному слуху)

значительно улучшилось за этот день. Теперь я вполне походил на горожанина или жителя

пригорода, приехавшего сюда в поисках работы. Поэтому я и сказал первое, что пришло

мне на ум:

– Хурулайнен.

– Что ж, господин Хурулайнен, я думаю, вы нам подходите. Моя фамилия Сормикас,

а с Вилле вы уже познакомились. Похоже, вы действительно умеете находить общий язык

с детьми. Итак, вы будете сидеть с Вилле по четыре часа в день, пока я на работе. Я, как

вы, наверное, догадались, работаю на полставки. Кстати, а где вы живете?

Гордость и робкая натура не позволили мне сказать, что у меня нет дома. Я боялся,

что госпожа Сормикас прогонит меня или вызовет полицию. Поэтому я неопределенно

указал крылом в сторону города. К моему удивлению, женщине оказалось этого

достаточно, и она сказала:

– Хорошо, значит, я жду вас завтра утром ровно в восемь.

Я не осмелился спросить о деньгах или, как говорят в данном случае люди, о

зарплате. Но решил, что непременно поговорю об этом утром. Я хотел попросить немного

денег вперед.

Я попрежнему был бездомным, но теперь у меня была работа. Я стал трудящимся, а

значит, еще на шаг приблизился к своей заветной мечте – стать настоящим человеком.

Я шел по улицам, вглядываясь в лица людей, и ощущал необыкновенную гордость от

собственной значимости… Но когда на город опустился вечер и зажглись уличные фонари,

мною вновь овладели усталость и тоска по дому. Впереди была еще одна ночь, и я не знал,

где и как ее проведу. В парк я больше пойти не решился.

Я поднялся на мост и облокотился на перила. Подперев голову крыльями, я смотрел

в непроглядную глубину темной воды и думал о другой воде, синей и прохладной, с

барашками пены на гребнях волн, чистой и прозрачной до самого дна. На другом берегу

реки я заметил лодки, некоторые из них были вытащены на землю и перевернуты. Мне

показалось, что под лодкой я смогу провести ночь в безопасности, и там меня никто не

потревожит. Набережная была безлюдна, поэтому я набрался храбрости, перелетел через

реку и приземлился около небольшой деревянной лодки, выкрашенной в белый и зеленый

цвет. Попытавшись залезть под лодку, я вдруг услышал из темноты сиплый ворчливый

голос:

– Занято.