Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

— как антирелигиозные. Одновременно в 1934 г. «Песни I французской революции» вышли едва ли не ради десяти

страничек «Ямбов» А Шенье в переводе Зенкевича (в при-

ложении): эзопов язык переводчиков.

Антипугало Вот уже второй человек и по другому поводу говорит мне: «Если бы

не вы, я бы бросил эту (такую-то) затею».

Агностицизм Г. Шенгели в воспоминаниях о Дорошевиче пишет: Хейфец, у

которого тот печатался в Одессе, сказал: «Знаете, какая разница

между Дорошевичем и проституткой? он получает за день, а она

за ночь». Дорошевич, узнав, спросил: «А знаете, какая разница

между Хейфецем и проституткой?» — Не знаем. — «И я не

знаю». — Больше Хейфец не острил.

Артист Слова Блока — вслед за Ницше — о человеке-артисте будущего

нельзя правильно понять, не помня его анкету в 18 лет: ваш

идеал? — Бьггь актером императорских театров. — На ночь он

мазал губы помадой и лицо борным вазелином (ЛДБ).

Аристократизм тяга к нему — как Бальзак похож этим на Игоря Северянина!

(Разговор с И. П.)

Артикль «Се n'est pas un sot, e'est le sot», — говорил Талейран. Точный

русский перевод «тот еще дурак». Заглавие Мопассана «Une vie»

переводили «Жизнь* или «Одна жизнь»; точнее всего было бы:

«Жизнь как жизнь».

Аннотация для библиотечной карточки к книге «Избранное», 1978 (цит. с. 132,153,198). «Валентин Сорокин — поэт русской души. Он пишет о горчавой полыни, о

том, какхруптят пырей хамовитые козы, когда дует сивер иуработника заль- делый

бастрик прислонен к дровнику. Он любит: "И заёкают залетки, зазудятся кулаки,закалякают подметки, заискрятся каблуки!" Он просит за себя: "Не стегайте меня

ярлыком шовиниста, — кто мешает нам жить, тот и есть шовинист!.."» Вообще

говоря, аннотаторам полагалось такие книги отбраковывать и писать скучные

мотивировки их непригодности для районных, городских и областных библиотек Но я

предпочитал писать честную аннотацию, чтобы начальство посмеялось и

отбраковало книгу само.

122

Баранки Шестьдесят лет Вяч. Иванову: «Поди, пришел сосед Муратов, поставили самовар, попили чаю с римскими баранками, попели

орфические гимны и разошлись» (Ремизов, «Петерб. буерак», 110).

Благодарность «Обе книги заслуживают похвалы, обе заслуживают благодарности, и

обе — больше благодарности, чем похвалы». Отзыв Хаусмена о

двух изданиях Луцилия.

Благодарность Как пруссаки ненавидят нас за свое спасение в 1813, так мы — весь

Запад (Вяз. ЛП, 299).

Близнец С. И. Гиндин сказал: половина «Близнеца в тучах» о дружбе и

близнечестве — при переработке отпала потому, что Пастернак

стал терять друзей. Обходиться без людей, потом обходиться

без книг — как трагично это засыхание человека, который

продолжал верить, что поэзия — это губка. Письма его

многословны, как у молодого Бакунина с друзьями: чем больше

он чувствовал себя равнодушным, тем больше старался быть

деликатным. См. ВАТА.

Б острог На кафтан или зипун надевали ферязь или терлик, а поверх того

охабень или бострог (А Терещенко, Быт...)

Бихевиоризм Бихевиористская проза: поступки без психологии. Ее классики —

Хармс, Хемингуэй и Николай Успенский.

Бейлис В Киеве была конференция к 80-летию дела Бейлиса, Ю. Ш. написал

мне: «Бейлис умер, но дело его живет».

Булгарин У Фейхтвангера в каждом романе есть отрицательный персонаж с

квакающим голосом, у Тынянова — брызгающий слюной. Я

спросил Л. Я. Гинзбург, нет ли сведений, с кого он списывал

Булгарина. Она ответила: «Были разговоры о том, что Т.

изобразил Оксмана, с которым дружил. Очевидно, подра-

зумевалось соотношение: Грибоедов—Булгарин... Не досто-

верность, а сплетня 1920-х гг.; впрочем, на Юр. Ник это по-

хоже» (письмо 25. 06.1986).

Булгаков Из письма К.-. «Я нашла в Булгакове точное описание булгако-

ведения. В «Роковых яйцах» в «красной полосе» шла борьба за

существование. «Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие

были ужасны». Поэтому постараюсь больше о Булгакове не

писать».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии