o 41e50fe5342ba7bb

мого, Самостоянье человека, Залог величия его.] Животворящая святыня! Земля была

б без них мертва, Как... пустыня И как алтарь без божества. При этом почему-то

охотнее всего цитируется среднее четверостишие, зачеркнутое самим

Пушкиным, — вероятно, цитирующим льстят слова «самостоянье» и «величие». Не

знаю, задумываются ли они, хорошо ли знал сам Александр Сергеевич, где погребен

«отеческий гроб» его родногб деда Льва Александровича Пушкина, и если знал, то

часто ли навещал могилу.

Культ «нашего наследия» становится составной частью современной массовой

культуры. Исторические романы пользуются небывалым спросом. В. Пикуль въехал в

беллетристику на белом коне. Десять с лишним лет назад была элитарная Тыняновская

конференция в Резекне, местный книжный магазин предложил ей все свое самое

лучшее, в том числе последний роман Пикуля, и он был расхватан мгновенно. («Чтобы

дарить вместо взяток», смущенно объясняли купившие.) Сам Пикуль честно сказал в

каком-то интервью: люди читают меня, потому что плохо знают русскую историю. Он

был прав: лучше пусть читатель узнает о князе Потемкине из Пикуля, чем из

школьного учебника, где (боюсь) о нем вообще не упомянуто. Массовая культура —

это все-таки лучше, чем массовое бескультурье.

В Москве перекрасили старый Арбат под внешность 1900 года. Реставрации не

получилось: в новом московском контексте вместо старой улицы появилась очень

новая улица со своей внешностью и своим бьггом — весьма специфическим и весьма

органичным, как знает каждый москвич. В Москве этот Арбат останется выра-

зительным образчиком советской культуры 1980-х гг. Потом заново выстроили храм

Христа Спасителя — здание, которое лучшие художественные критики считали

позором московской архитектуры. Получилась такая же картонная имитация, как

новый старый Арбат, только вдесятеро дороже. Теперь призывают заново построить

Сухареву башню. Я бы лучше предложил поставить на Сухаревской площади

памятник Сухаревой башне — насколько мне известно, памятников памятникам в

мировой истории еще не было, так что это, помимо дани уважения к старине, может

оказаться еще и любопытной зодческой задачей.

Не стоит забывать, что та старина, которой мы сегодня кланяемся, сама по себе

сложилась достаточно случайно и в свое время была новаторством или эклектикой, раздражавшей, вероятно, многих. Попробуем представить, что было бы, если бы в

XVIII веке Баженов реализовал свой проект перестройки Кремля — со сносом

москворецкой стены, с парадным, во всю ширь, спуском к Москве-реке итд? В центре

Москвы появилось бы нечто совсем не похожее на то, что мы видим сегодня, но мы

умилялись бы этому точно так же, как сейчас — существующим стенам и башням, ибо

они освящены стариной. Не исключено, что когда-нибудь те наши постройки, которым

сейчас принято ужасаться, тоже станут высоко ценимыми памятниками прошлого.

Историки античности знают когда Афины были сожжены персами, то афиняне не

захотели реставрировать свои старые храмы, свезли их камни для укрепления

крепостных стен, а на освободившемся месте стали строить Парфенон, который, 111

З А П И С И и в ы п и с к и

вероятно, казался их старикам отвратительным модерном. Греческая эпиграмма, которой мы любуемся, для самих греков была литературным ширпотребом, а греческие

кувшины и блюдца, осколки которых мы храним под небьющимися стеклами, —

ширпотребом керамическим. Жанр романа, без которого мы не можем вообразить

литературу, родился в античности как простонародное чтиво, и ни один уважающий

себя античный критик даже не упоминает о нем. Массовая культура нимало не

заслуживает пренебрежительного отношения. Как она преломляет стихийную

общественную потребность «осадить назад» — это тема для исследований, которые

многое откроют потомкам в нашей современности.

Но сейчас наша массовая культура — явление неуправляемое и непредсказуемое

(хотя она вполне поддается управлению, и на Западе это хорошо знают). Как сквозь

нее профильтруется культура прошлого, чтобы влиться в культуру будущего, — это

вопрос без ответа. Подумаем лучше о том, как должна относиться к «нашему

наследию» обычная культура (именующая себя иногда «высокой»), заинтересованная

не только в том, чтобы воспроизводить самое себя, но и в том, чтобы порождать новое

— то, что нужно будет завтрашнему дню.

Какова будет эта культура завтрашнего дня, я знаю не больше всякого другого, —

могу лишь гадать. Самыми несомненными ее особенностями покамест кажутся две: она будет эклектична и плюралистична.

Эклектична она будет потому, что эклектична всякая культура: только издали эпоха