-Ладно, - Федор потянулся, разведя огромные руки, - пошли в гнездо мое родовое, матушка,
небось, там уже, Марью учит щи варить.
-Вряд ли щи, - задумчиво ответил Волк, и они исчезли в густой, белесой дымке, что висела
над Чертольским оврагом.
Он стоял на берегу огромной, величественной реки. Низкие берега заросли лесом, и Федор,
посмотрев вокруг, присвистнул: «Вот на том острове, маленьком, и надо крепость ставить –
тогда сюда никто не сунется. Набережные, - он присел на какое-то бревно и достал альбом с
карандашом, - каменные, вон там – он прищурился, - верфь сделать, Арсенал, как в
Венеции.
Он начал набрасывать план будущего города. «Три улицы, да, - пробормотал Федор. «Пусть
ведут от реки на юг, а там еще речушки есть, их тоже – в камень оденем. Получится, как в
Амстердаме.
-А верфь, - он задумался и посмотрел вокруг, - тут надо что-то высокое строить, чтобы с реки
сразу видно было. Со шпилем. И на той стороне, в замке, собор поставить, только не с
куполами. Тут все другое должно быть, - он улыбнулся, и, поднявшись, зачерпнув воды из
реки, выпил. «Сладкая какая, - подумал Федор, и выпрямился – с недалекого моря дул
свежий, легкий ветер, пахло солью и он, раскинув руки, оглянувшись на рисунок, сказал:
«Хорошо!»
-Хорошо, - пробормотал Федор, и, не открывая глаз, потянулся за тетрадью. Закончив
рисунок, он хмыкнул и улыбнулся: «Я, как Федор Савельевич покойный стал – что думаю, то
и черчу. Господь его знает, где то место, кое я во сне видел, может, и нет его. А все равно, -
он полюбовался планом, - красиво».
В дверь тихонько постучали и Федор, зевая, одеваясь, сказал: «Сейчас, сейчас».
Он принял внука от Марьюшки, и, поцеловав мальчика, вдохнув сладкий, младенческий
запах, сказал: «Я с ним побуду, сытый же он?»
Девушка кивнула, и шепнула, поднявшись на цыпочки: «Петруша в Кремле уже, с утра
самого, а Михайло Данилович спит еще. Марфа Федоровна велела мне в поварню
спускаться, мы с ней готовить будем».
-Ну, готовьте, - усмехнулся Федор, - а мы с тезкой тут порисуем. Порисуем, да? – он
оглянулся, - спал он в бывшей горнице младшего сына. «Тут у нас и краски есть, Федор
Петрович, - сказал он, усадив мальчика на пол. «Сейчас доску возьмем, и повозимся с ними.
Измажешься весь, правда, - Федор стал раскладывать перед ребенком баночки с красками, -
ну да матушка тебя помоет потом».
На поварне пахло травами. Марфа обернулась и велела: «Ты садись, я вон чернила с пером
принесла, бери свою тетрадь и записывай. Не болел же Феденька у тебя, храни его Господь?
– женщина перекрестилась.
-Один раз, еще перед Пасхой, - вздохнула Марьюшка. «Простыл, должно, али продуло его,
солнце-то пригревало, а ветер – еще холодный был. Жар был у маленького, три дня, так
жалко было его. Плакал, все заснуть не мог, - она потянула к себе тетрадку и добавила:
«Уксусом его обтирала, разведенным, правильно же, бабушка?»
-Все верно, - Марфа присела, и, подперев щеку рукой, вглядываясь в лазоревые глаза
девушки, улыбнулась: «Повезло внуку моему с тобой, Марьюшка».
-Я за Петю жизнь отдам, - просто сказала девушка, и вдруг рассмеялась: «Мы же с ним
уходом венчаться хотели, там, на Волге еще, да вот – не занадобилось. Марфа Федоровна, -
она вдруг погрустнела, - а что вы делать хотите, сие же опасно очень».
Марфа поднялась, и, помешав отвар, вздохнула: «Никому, кроме меня туда не забраться,
милая».
Она обернулась и, заметив взгляд девушки, отрезала: «Даже и не думай. Ты мать, ты
кормишь еще, сиди тут и жди нас».
-Я тоже – маленькая, - девушка оправила подол шелкового, синего, расшитого жемчугом
летника.
Марфа присела, и, взяв нежную руку, тихо сказала: «Все хорошо будет. Мы с Федором
Петровичем сегодня ночью к Троицкой церкви сходим, посмотрим – как я в тайник
умещаюсь. А следующей неделей и сделаем все. Ну, пиши, - она погладила Марьюшку по
щеке.
Та вдруг задержала ее пальцы и сказала: «Марфа Федоровна, Петю же потом и в Европу
могут послать, с посольством. Ну, как он в Польшу ездит. Так что он увидеться с вами
сможет. А я – Марьюшка вздохнула, - нет. Государь меня из Москвы не отпустит».
-Так всегда было, - тихо ответила женщина. «Батюшке моему покойному государь Иван
Васильевич предлагал послом в Англию поехать, ко двору королевы Марии, той, что до
Елизаветы правила. А он отказался – потому что матушка со мной бы тут осталась».
Она обвела взглядом чистую, выскобленную поварню, ряды горшков, что стояли на
деревянных полках, и рассмеялась: «Хозяйка ты тако же – отменная, ну да ты еще Лизавету
Петровну застала, а она тоже – стряпуха, каких поискать. Ты письма-то потом напиши, для
них для всех, - ласково добавила Марфа, и, поднявшись, сняв с печи горшок, сказала:
-Вот, сей отвар долго хранить можно, коли им потницу протирать, так исчезнет без следа.
Кора дуба тут, череда и еще кое-какие травы – записывай.
Она наклонилась над плечом девушки и, глядя на ровные строки, усмехнулась: «А завтра
мужики баню истопят, пойдем с тобой по первому пару, еще кое-чего расскажу, уже не про
детей».
Марьюшка отложила перо и, обернувшись, увидела, как искрятся зеленые, прозрачные