Она шла по проходу в церкви Святой Елены, под руку с адмиралом, и отец, потрогав
Дэниела за плечо, шепнул: «Мама была бы так счастлива».
Вокруг был цветущий, зеленый июнь, и она была – в платье темно-зеленого шелка, в венке
из листьев дуба на распущенных, белокурых волосах. Она опустилась рядом с ним на
колени, и Дэниел взяв ее маленькую, мягкую руку, поднеся ее к губам, шепнул: «Я люблю
тебя».
Темные ресницы дрогнули, и она, одними губами, ответила: «Всегда, на всю жизнь».
Вечером, уже в усадьбе, он распахнул ставни – в нежный, летний закат, и, усадив ее на
кушетку, встав на колени, прижался ухом к едва выдающемуся вперед животу. «В октябре, -
ласково улыбнулась Эухения.
Он посчитал и рассмеялся: «Так, получается, едва мы отошли от Картахены...
-Угу, - она поцеловала его, - глубоко, и скользнув в его руки, добавила: «Если девочка – как
твою маму назовем, да?».
-Тео, - он поднял жену на руки и сказал: «Вот, - самая большая кровать во всем доме, и у нас
есть целая неделя, миссис Вулф. Я не собираюсь с нее вставать, - все это время. А если
мальчик? – лукаво спросил Дэниел, целуя ее белую, нежную шею.
-Можно Теодором, - обнимая его, ответила жена. «Бабушка будет рада».
-И все равно, - сказал себе Дэниел, глядя на беленую стену постоялого двора, слыша звуки
просыпающегося порта внизу, - соскучился я по морю. По настоящему, как здесь, а не – он
даже усмехнулся, - в проливе.
Дэниел поднялся, и, умывшись, одевшись – присел на окно. Корабли стояли совсем рядом, -
с высокими, стройными мачтами, со свернутыми парусами, пахло солью, и немного –
цветами, и он, положив ладонь на золоченый эфес шпаги, вздохнул. «Сейчас бы к румпелю,
- подумал Дэниел. Вспомнив карту, он улыбнулся: «На юг, да. В Картахену, и дальше – на
Амазонку, в пролив Всех Святых, на те острова, куда сэра Стивена занесло».
Но потом он вспомнил маленькую ладошку Тео, уцепившуюся за его руку, и ее горячий
шепот: «Папа, приезжай!».
Он присел, и, обняв дочку, поцеловал ее белокурые волосы: «Скоро приеду! А ты слушайся
маму и бабушку и ухаживай за Курэво, он тебя любит».
-Приезжай! – повторила Тео и уткнулась носом ему в плечо.
-Ну вот, - подумал Дэниел, все еще глядя на корабли, - к осени и вернусь, наверное. Три
годика ей как раз будет, подарков привезу, а потом – поедем все вместе в усадьбу, и там
Эухению я долго из постели не выпущу. И вообще, надо уже свой дом покупать, следующим
годом ребенок родится, потом – еще один, надо самим жить. Пусть маленький, как у Марты с
Николасом – но свой. Питер, наверное, женится на донье Ракель, - юноша улыбнулся, - у них
тоже дети будут, бабушка вдоволь с внуками понянчится. И к папе съездим, все вместе, а то
он и соскучился уже, хоть Тео ему покажем.
Он вздохнул и, в последний раз взглянув на корабли, поправив шпагу, - спустился вниз и
вышел на улицу.
Город просыпался, на улицах уже кричали мальчишки, разносившие лимонад и сладости, а в
таверне, которую Дэниел помнил еще со времен своей службы на «Золотом Драконе», было
тихо и прохладно.
За стойкой незнакомый, ражий парень протирал оловянные стаканы.
Дэниел подождал, пока ему нальют вина, и спросил: «А где сеньор Диего?».
-Тем летом помер, - буркнул парень. «Я сын его. А что надо-то?».
-«Виктория», капитана Энрикеса, в порту сейчас? – поинтересовался Дэниел, пригубив вино.
«Ну и гадость, - он едва не поморщился. «Впрочем, откуда тут ждать бургундского?».
-А кто спрашивает? – парень стал чистить стойку, что-то насвистывая. «Если шпион, то у
меня вон там, - он кивнул на неприметную, маленькую дверь в углу, - особый чулан имеется,
от отца покойного. А дверь оттуда – прямо на море выходит, понятно тебе, парень, о чем я
говорю?
-Понятно, - спокойно согласился Дэниел. «У меня к нему записка, от его давнего друга, -
юноша потрогал мешочек на шее, рядом с крестом.
Детина с высоты своего роста взглянул на сидевшего Дэниела и вдруг сказал, блеснув
черными глазами: «Шпага у тебя приметная, парень. Где украл?»
-Я не вор, - оскорблено заметил Дэниел, поднимаясь, кладя руку на эфес, но тут он
почувствовал резкую боль в затылке, и, еще успев услышать звон разбитого стекла, - упал
на посыпанный свежим песком пол.
Капитан Энрикес, не открывая глаз, потянулся за бутылкой, и, отхлебнув, улыбаясь, спросил:
«Ты что там разглядываешь?»
-Никогда таких не видела, - изумленно сказала белокурая девушка, что лежала на животе,
подперев подбородок руками. «Вчера, сам помнишь, темно было».
-У тебя еще не было конверсо? – усмехнулся капитан, и, потянувшись, закинув руки за
голову, добавил: «Как я помню, тебе вчера понравилось, да и другим – тоже. Позови
подружек, кстати, и хватит уже смотреть, пора и делом заняться».
Девушка свистнула, и высокая, тонкая мулатка, что появилась из соседней комнаты,
скользнув под бок к мужчине, томно сказала, целуя его плечо: «Донья Марилена еще
отдыхает, разбудить ее?».
-Она, как я помню, вчера дольше вас продержалась, - рассмеялся Энрикес и погладил по
голове белокурую девушку: «Вот так, милая, не останавливайся»
-А ты, - он пристроил мулатку поудобнее, - раздвинь ноги, дорогая, и дай мне заняться тем,
что мне так нравится.