o 0a115616b968c99b

-Полли! – Мэри взяла ее за мертвенно холодные пальцы. «Не надо, я прошу тебя».

-Я решила, - женщина потерла поясницу и попросила: «Дай мне салфетку, сделаю себе кляп.

Потом, - она помедлила, - схожу к реке, и все, не заметят».

Мэри протянула ей холщовую салфетку и, сглотнув, сказала: «Я послежу за детьми, ты не

бойся».

Полли только кивнула, и, развязывая платье, медленно пошла вверх по деревянной

лестнице.

-А что с мамой? – озабоченно спросил Александр, когда они закончили ужин. «Ее с утра не

видно, все хорошо, тетя Мэри?»

-Она немного простыла на реке, лежит, - ласково ответила женщина и подумала: «Ни звука

ведь, целый день. Даже шагов не слышно, было. Господи, бедная девочка. Только бы не

пришлось это делать, опасно ведь, я слышала, умирали женщины от такого. Только бы

травы помогли».

-Ну идите, - сказала Мэри, когда дети убрали со стола и прочли молитву. «Идите, милые. Ты

ведь принес свои «Комментарии», Александр?

Мальчик кивнул и с надеждой спросил: «А, может быть, дядя Николас все-таки выжил?».

Мэри помолчала и ласково ответила: «На все Божья воля, дорогой. Надо молиться».

-Пойдем, - Энни дернула кузена за рукав. «Почитаешь мне «Комментарии» и расскажешь о

древнем Риме, мне интересно».

Мэри проводила их глазами, и, повернувшись к горшку, что висел над очагом, порывшись в

сундуке, - опустила в кипящую воду железные вязальные спицы.

-Господи, - думала женщина, глядя на огонь, - ну хоть бы моя сестричка так не страдала.

Уедем в Лондон, все будет хорошо. Бедный Николас, какое у него лицо было там, в лодке, и

у Полли тоже. Ах, - она, придерживая живот, опустилась за стол, и подперла голову рукой, - а

я ведь тоже, - замуж вышла потому, что одиноко было, и за Энни боялась. Права Полли,

лучше уж никакого отца, чем такой отец. Матушка ведь тоже – как отец умер, сама нас

поднимала. А для нее и Виллема все равно – Полли их дочь, и так всегда будет».

Вода зашипела, переливаясь через край горшка, и, Мэри, вздрогнув, тяжело поднявшись,

налила полную миску.

-Полли! – она неслышно постучалась в дверь, - Полли, это я, открой!

Засов поднялся и Мэри едва сдержала крик – сестра стояла на четвереньках, мотая

всклокоченной, темной головой.

-Воды отошли, - промычала Полли. «Господи, больно как!»

-Слава богу, - Мэри покосилась на спицы, что лежали в миске, и, задув оплывающую свечу,

чиркнув кресалом, - зажгла новую. «Простыню надо будет сжечь потом, в очаге, - подумала

женщина, убирая окровавленную, промокшую ткань.

-К стене прислонись, я посмотрю тебя, - она, охнув, - ребенок ворочался, - подняла Полли и

опустилась на колени.

-Что там? – кусая салфетку, тяжело дыша, спросила Полли.

-Родишь уже скоро, потерпи, весь день ведь терпела, - Мэри вымыла руки в миске и ощупала

живот сестры. «Маленький очень, жить не будет».

-Тужит, - Полли широко развела ноги и оперлась о бревенчатую стену. «Сильно очень!»

-Ну так давай, - сестра потормошила ее и подставила обернутые салфеткой руки.

Хлынул поток крови, в комнате остро запахло мочой, и Мэри, отшатнувшись,

похолодевшими губами, спросила: «Что это?».

Полли обернулась, и прошептала: «Убери, убери, я прошу тебя, заверни в салфетку, я не

хочу это видеть!».

Мэри взяла нож, и, перерезав мертвую, неподвижную пуповину, все еще не в силах отвести

глаз от того, что лежало на ее руках, непонятно зачем, сказала: «Девочка»

Полли наклонилась и заплакала, заталкивая себе в рот холщовую салфетку.

Сестра медленно, осторожно положила то, что родилось, на пол, и сказала: «На рассвете

пойду к реке, засуну под платье, никто и не заметит, с моим животом. Давай, родим детское

место, я приберу все и дам тебе отвар – заснешь. И грудь перевяжу».

Полли все рыдала – беззвучно, вцепившись руками себе в волосы, и Мэри услышала, как

она шепчет: «Наготы сестры твоей, дочери отца твоего или дочери матери твоей,

родившейся в доме или вне дома, не открывай наготы их».

Мэри взглянула на то, что лежало в салфетке, и медленно сказала: «Господи, ну не

наказывай ты нас более, прошу тебя»

Сестра вцепилась в ее руку, и Мэри, вздохнув, перекрестив ее сгорбленную, трясущуюся

спину, - опять встала на колени.

-За водой, миссис Мэри? – спросили ее с дозорной вышки. Женщина подняла голову, и,

стерев с лица капли беспрестанно льющего, холодного дождя, - кивнула.

Мужчина помялся, и, спускаясь по узкой деревянной лестнице вниз, открывая ей калитку в

больших, тяжелых воротах, сказал: «Нам всем очень жаль, ну, насчет его преподобия, и

капитана Кроу. Может, хоть тела найдут...

-Спасибо, мистер Уильямс, - тихо ответила Мэри, и, закутавшись в грубый, коричневый

плащ, подхватив ведра, - пошла по осклизлым бревнам дорожки вниз, к бурлящей, несущей

в море стволы деревьев, реке.

Плотник посмотрел ей вслед и подумал: «Да, с двумя детьми на руках, кто ее возьмет, тем

более на четвертый десяток перевалило тем месяцем. Женщина работящая, набожная, да и

собой хороша, хоть и маленькая очень, а все равно – кому она с приплодом нужна? Ну, хоть

деньги у нее есть, его преподобие небедный человек был, все легче детей поднимать

будет».

Мэри оглянулась, и, помахав рукой Уильямсу, спустилась на влажный, песчаный берег.