-Полли! – Мэри взяла ее за мертвенно холодные пальцы. «Не надо, я прошу тебя».
-Я решила, - женщина потерла поясницу и попросила: «Дай мне салфетку, сделаю себе кляп.
Потом, - она помедлила, - схожу к реке, и все, не заметят».
Мэри протянула ей холщовую салфетку и, сглотнув, сказала: «Я послежу за детьми, ты не
бойся».
Полли только кивнула, и, развязывая платье, медленно пошла вверх по деревянной
лестнице.
-А что с мамой? – озабоченно спросил Александр, когда они закончили ужин. «Ее с утра не
видно, все хорошо, тетя Мэри?»
-Она немного простыла на реке, лежит, - ласково ответила женщина и подумала: «Ни звука
ведь, целый день. Даже шагов не слышно, было. Господи, бедная девочка. Только бы не
пришлось это делать, опасно ведь, я слышала, умирали женщины от такого. Только бы
травы помогли».
-Ну идите, - сказала Мэри, когда дети убрали со стола и прочли молитву. «Идите, милые. Ты
ведь принес свои «Комментарии», Александр?
Мальчик кивнул и с надеждой спросил: «А, может быть, дядя Николас все-таки выжил?».
Мэри помолчала и ласково ответила: «На все Божья воля, дорогой. Надо молиться».
-Пойдем, - Энни дернула кузена за рукав. «Почитаешь мне «Комментарии» и расскажешь о
древнем Риме, мне интересно».
Мэри проводила их глазами, и, повернувшись к горшку, что висел над очагом, порывшись в
сундуке, - опустила в кипящую воду железные вязальные спицы.
-Господи, - думала женщина, глядя на огонь, - ну хоть бы моя сестричка так не страдала.
Уедем в Лондон, все будет хорошо. Бедный Николас, какое у него лицо было там, в лодке, и
у Полли тоже. Ах, - она, придерживая живот, опустилась за стол, и подперла голову рукой, - а
я ведь тоже, - замуж вышла потому, что одиноко было, и за Энни боялась. Права Полли,
лучше уж никакого отца, чем такой отец. Матушка ведь тоже – как отец умер, сама нас
поднимала. А для нее и Виллема все равно – Полли их дочь, и так всегда будет».
Вода зашипела, переливаясь через край горшка, и, Мэри, вздрогнув, тяжело поднявшись,
налила полную миску.
-Полли! – она неслышно постучалась в дверь, - Полли, это я, открой!
Засов поднялся и Мэри едва сдержала крик – сестра стояла на четвереньках, мотая
всклокоченной, темной головой.
-Воды отошли, - промычала Полли. «Господи, больно как!»
-Слава богу, - Мэри покосилась на спицы, что лежали в миске, и, задув оплывающую свечу,
чиркнув кресалом, - зажгла новую. «Простыню надо будет сжечь потом, в очаге, - подумала
женщина, убирая окровавленную, промокшую ткань.
-К стене прислонись, я посмотрю тебя, - она, охнув, - ребенок ворочался, - подняла Полли и
опустилась на колени.
-Что там? – кусая салфетку, тяжело дыша, спросила Полли.
-Родишь уже скоро, потерпи, весь день ведь терпела, - Мэри вымыла руки в миске и ощупала
живот сестры. «Маленький очень, жить не будет».
-Тужит, - Полли широко развела ноги и оперлась о бревенчатую стену. «Сильно очень!»
-Ну так давай, - сестра потормошила ее и подставила обернутые салфеткой руки.
Хлынул поток крови, в комнате остро запахло мочой, и Мэри, отшатнувшись,
похолодевшими губами, спросила: «Что это?».
Полли обернулась, и прошептала: «Убери, убери, я прошу тебя, заверни в салфетку, я не
хочу это видеть!».
Мэри взяла нож, и, перерезав мертвую, неподвижную пуповину, все еще не в силах отвести
глаз от того, что лежало на ее руках, непонятно зачем, сказала: «Девочка»
Полли наклонилась и заплакала, заталкивая себе в рот холщовую салфетку.
Сестра медленно, осторожно положила то, что родилось, на пол, и сказала: «На рассвете
пойду к реке, засуну под платье, никто и не заметит, с моим животом. Давай, родим детское
место, я приберу все и дам тебе отвар – заснешь. И грудь перевяжу».
Полли все рыдала – беззвучно, вцепившись руками себе в волосы, и Мэри услышала, как
она шепчет: «Наготы сестры твоей, дочери отца твоего или дочери матери твоей,
родившейся в доме или вне дома, не открывай наготы их».
Мэри взглянула на то, что лежало в салфетке, и медленно сказала: «Господи, ну не
наказывай ты нас более, прошу тебя»
Сестра вцепилась в ее руку, и Мэри, вздохнув, перекрестив ее сгорбленную, трясущуюся
спину, - опять встала на колени.
-За водой, миссис Мэри? – спросили ее с дозорной вышки. Женщина подняла голову, и,
стерев с лица капли беспрестанно льющего, холодного дождя, - кивнула.
Мужчина помялся, и, спускаясь по узкой деревянной лестнице вниз, открывая ей калитку в
больших, тяжелых воротах, сказал: «Нам всем очень жаль, ну, насчет его преподобия, и
капитана Кроу. Может, хоть тела найдут...
-Спасибо, мистер Уильямс, - тихо ответила Мэри, и, закутавшись в грубый, коричневый
плащ, подхватив ведра, - пошла по осклизлым бревнам дорожки вниз, к бурлящей, несущей
в море стволы деревьев, реке.
Плотник посмотрел ей вслед и подумал: «Да, с двумя детьми на руках, кто ее возьмет, тем
более на четвертый десяток перевалило тем месяцем. Женщина работящая, набожная, да и
собой хороша, хоть и маленькая очень, а все равно – кому она с приплодом нужна? Ну, хоть
деньги у нее есть, его преподобие небедный человек был, все легче детей поднимать
будет».
Мэри оглянулась, и, помахав рукой Уильямсу, спустилась на влажный, песчаный берег.