o 0a115616b968c99b

-Какие ивы золотые. Надо же – сколько мы тут ядер уже выпустили, а они все равно – стоят.

Ну, Господи, - он взглянул на тихий, молчаливый Кремль, - помоги нам.

Факелы капали смолой на влажный, в пятнах плесени, каменный пол. Болотников стоял,

засунув руки в карманы истрепанного кафтана, рассматривая в узкую бойницу костры, что

мерцали вдалеке, в царском стане.

Тульский Кремль возвышался заболоченным, промозглым островом над залитой водой

равниной.

-Суки, - бессильно подумал Болотников, - знают же, что у нас все подвалы затоплены, вся

провизия там, людям есть нечего. А я ведь говорил, летом еще – перенесите зерно в

верхние ярусы башен, - воевода Григорий Петрович не послушал.

-Ну да, зачем боярам холопа слушать, хоша этот холоп на своем веку побольше сражений

выиграл, чем все они, вместе взятые. Ладно, если сегодня удастся плотину взорвать, и вода

начнет спадать, может, и выберемся. К царю надо бежать, в Брянск, и оттуда на Москву идти

– опять.

Он увидел на плотине какое-то движение и присвистнул: «Ничего, не век они там стоять

будут. А лодки уже готовы, тако же и порох. Все тут на воздух взлетит сегодня ночью».

Болотников вдохнул свежий, холодный ветер, и, взглянув на темную воду под стенами

Кремля, увидел в ней смутные, размытые очертания трупов.

-Хорошо, что я велел на кострах воду кипятить, - устало подумал он, - иначе мы бы все тут

уже передохли за месяц. Вот же мерзавец пан Теодор, никто, кроме него, такое Шуйскому бы

не подсказал. И я же приказал – прицельно по нему стрелять, однако он, конечно, из стана

без кольчуги не выходит. Да и попробуй, достань его, - Болотников прищурился, - за версту

отсюда их лагерь.

Мужчина измучено, устало потер лицо и тихо сказал: «Ну, где же ты, Господи? Я уж и

Путивль весь перевернул, и все, что окрест – не видел вас никто. Больше года прошло, да и

жива ли ты, Лизонька, любовь моя?»

У порога раздался осторожный кашель, и Болотников, не открывая глаз, сказал: «Готовы

люди, Илья Иванович? Ну, так спускайте лодки и грузите порох».

-Может, не стоит? – осторожно спросил воевода Илейко Муромец и тут же отшатнулся – в

лоб ему смотрело дуло пищали.

-Я бы тебе прямо сейчас голову прострелил, дорогой царевич Петр Федорович, -

издевательски сказал Болотников, - однако же, я должен тебя к государю доставить в

целости и сохранности. Так что иди, распоряжайся.

-Шуйский жизнь сохранить обещал, ежели ворота откроем, - дрожащим голосом сказал казак.

Болотников железными пальцами ухватил его за воротник кафтана, - протертая ткань

порвалась, - и подтащил к бойнице.

-Вон там воронье клюет мясо с тех, кого мы к Шуйскому говорить отправили, - злым шепотом

проговорил Болотников, - тако же и с тебя будет, и с меня. Я Шуйскому не верю, и тебе не

советую, Илья Иванович. Иди , поговори с народом, скажи им, что рать царя Димитрия

Иоанновича сюда идет, нам на подмогу.

-Иван Исаевич, - сглотнув, сказал казак.

-Даже если тут один человек останется, с оружием в руках, - жестко сказал Болотников, - им

ворота не откроют. Ну, что встал, иди уже! И лодками займись, наконец.

Муромец, бормоча что-то, спустился вниз по узкой, сырой лестнице. Болотников, так и,

глядя на черную, стоячую воду, усмехнувшись, сказал себе: «Если с плотиной ничего не

получится, надо завтра уходить отсюда. Плаваю я хорошо, выберусь тем ходом, из

Тайницкой башни, никто ничего и не заметит. И на запад, там разберемся, что дальше

делать».

Плотина была погружена во тьму. Федор, вглядевшись в сумрачную, без единого просвета,

ночь, повернувшись к ряду стрельцов, улыбнулся: «А вот и они».

-Как вы узнали, Федор Петрович? – изумленно спросил кто-то из воинов.

-Услышал, - усмехнулся боярин и велел: «Факелы зажигайте!»

Стена огня озарила воду, раздался сухой треск пищалей и груженые порохом лодки стали

взлетать в воздух.

-Как все это закончится, - вдруг пообещал себе Федор, - надо будет посидеть, поработать, я

же читал в Венеции эту книгу, синьора Марко Поло, он пишет, что китайцы умеют создавать

из пороха огненные цветы и животных. Красиво, - он полюбовался отражением пылающих

лодок на гладкой поверхности воды, и стал спускаться вниз, на правый берег.

В избе было тихо, только Шуйский писал что-то при свете свечи.

-Ну что там, Федор Петрович? – спросил царь, отложив перо, запечатывая грамотцу.

-Пороха они достаточно потратили, - хмыкнул Воронцов-Вельяминов, наливая себе водки, -

да только без толку. Горят их лодки, тако же и Кремль – завтра гореть будет.

-Думаете? – Шуйский склонил голову и тихо свистнул. Пестрядинная занавеска отодвинулась

и невысокий, легкий человек скользнул в горницу.

-Жив? – Федор наклонился и обнял Михаила Татищева. «Я уж и не чаял, ты, как под Калугой

на ту сторону ушел, так и не видел я тебя, почти год уже».

Татищев легко рассмеялся: «Это ты у нас, Федор Петрович, человек видный, а я - моргни, и

не заметишь». Он выпил водки и поморщился:

-Вы уж не обессудьте, бояре, я хоша в сухое и переоделся, но все равно – мертвечиной

тянет, в сем озере, кое вы так разумно устроили, трупов – не перечесть, а я по нему плыл, и

обратно еще отправлюсь.