Читаем Нулевой Архетип полностью

Нулевой Архетип

Атрес кивнул, и они с Эрикой шагнули в поток спирита.

На секунду тот вспыхнул, обрисовал силуэты, а потом они исчезли в свете и звучании Земли.

Кейн поймала себя на том, что сжимает руку Джека до боли, и приготовилась ждать.

* * *

Воздушный причал делил небо надвое. Вода после недавнего дождя еще не высохла, и плиты отражали плывущие наверху облака, как зеркало.

Атрес стоял на краю, смотрел вдаль на приближающийся серебристый силуэт «Сильверны» и вспоминал.

Себя в тот момент.

Чувство покоя и счастья.

Эрика стояла рядом, и ветер трепал ее волосы, играл с подолом ее белого платья. Она казалась нарисованной – белым мазком среди росчерков облаков.

Ветер стихал, потом начинался снова, бесконечно повторяя сам себя.

Минута.

Потом заново.

Один единственный идеальный момент, который может никогда не кончаться. Запечатанный сам в себе.

– Где мы? – с любопытством спросила Эрика.

– Воздушный причал «Небесной сирены».

– Никогда о ней не слышала.

– Небольшая воздушная платформа. Курсирует южнее Цитадели, часто служит, как ремонтная точка для кораблей-разведчиков.

Эрика распахнула руки, вдохнула всей грудью, словно бы хотела втянуть в себя ветер:

– Красиво, как на открытке. Когда это?

– Пять лет назад. Семнадцатое мая.

Эрика рассмеялась:

– И все? Просто семнадцатое мая?

– День, когда «Сильверна» улетела в свою первую дальнюю экспедицию.

Эрика перестала улыбаться так, как будто ее улыбку выключили, повернула голову к Атресу:

– День, когда мир превратился в часы, а часы начали есть вас заживо.

Она была странно серьезная и живая, и Атрес был рад, что оказался здесь именно с ней.

Он потянулся во внутренний карман капитанского кителя, достал медиатор. Нити спирита тянулись от него к груди, серебристыми ручейками проникали внутрь.

– Да, – ответил Атрес, хотя Эрика не спрашивала.

– Как это было?

– Легко. Я стоял здесь, был счастлив и думал, что мир – это часовой механизм.

Эрика протянула руку, коснулась крышки часов у него в ладони:

– Но схематиком вас сделало не это. Было что-то еще. Первый шаг, первый импульс.

Она говорила и, должно быть, видела перед собой своего отца.

Атрес посмотрел вдаль, на силуэт «Сильверны» в небесах, и ответил:

– Я захотел, чтобы часы остановились.

Это было счастливое мгновение. Завершенное и правильное.

И время лежало у Атреса в ладони.

Даже теперь хотелось остаться навсегда.

Эрика это понимала.

Ее смех – веселый и ломкий – подхватил ветер, понес вверх, чтобы сохранить. Повторить через минуту:

– Я не знаю, что вам сказать на это, Алан. Верите? Я совсем не знаю. Вы должны отказаться от всего этого, от своего идеального времени, и мне надо найти слова, чтобы убедить вас, но их нет. Их нет, ни одного, и я тоже хочу остановить время.

– Я знаю, – он открыл часы. Стрелки светились спиритом, и тиканье часового механизма вплеталось в мир вокруг, пронизывало его, как звук пульса. Завершало. – Я откажусь сам.

Эрика смотрела туда, где нити текли в его тело, проникали в грудь:

– Уже слишком поздно. Если вы откажетесь, вы умрете. Ваши часы проросли в вас слишком глубоко. Время вышло.

– Да, – согласился он.

Он не чувствовал ни удивления, ни потрясения. Наверное, с самого начала был к этому готов. Разве что было немного жаль.

Эрика посмотрела ему в глаза и предложила:

– Останьтесь со мной. Останьтесь в сердце Земли. Я сохраню вас.

Она предлагала искренне. Хотела спасти его, раз уж не смогла спасти своего отца.

Она была красива в тот момент, очень красива и очень женственна. Атрес почти любил ее.

И он не мог ответить ей «да».

Наверное, он проиграл. Он держался за крошечный шанс до последнего, и этого оказалось недостаточно.

Но, может быть, в этом и заключался смысл: что никакие надежды, никакие усилия не гарантировали успех. Что мир вмещал в себя намного больше, и что со всеми поражениями и победами он двигался дальше.

Шел вперед, как идут время и часы.

– Вы все равно это сделаете, – поняла Эрика. – Вы умрете человеком, но не останетесь навсегда.

– Да.

– Почему?

Атрес посмотрел вокруг, впитывая свою память и все, что так любил эти пять лет, и ответил:

– Это мое время. Мое личное, счастливое время. Какой в нем смысл, если оно не идет дальше?

– Даже если оно идет к смерти?

– Это время. Куда еще оно может идти?

Циферблат в пальцах Атреса покрывался трещинами, рассыпался, и сквозь него лился белый ослепительный свет. Тиканье часов становилось все громче, отдавалось болью в груди.

Анестезия отпускала.

Время шло вперед. К смерти.

И дальше.

Чтобы идти, ему не нужны были часы.

* * *

Когда силуэт капитана Атреса показался в потоке спирита, Дейн непроизвольно сделал шаг навстречу: помочь, поддержать.

Он думал, капитан будет измучен расщеплением: все-таки схематик Реннара теперь едва мог держаться на ногах.

Дейн был готов помочь своему капитану.

Не готов – к тому, что увидел.

Капитан Атрес вышел из потока Узла, прижимая руку к груди. По пальцам тонкими ручейками текла кровь.

Дейн смотрел на нее и никак не мог осознать. Обернуть собственный разум.

Капитан Атрес не мог…