Новая жизнь

В тот день, когда исполнился год с тех пор, как донна эта сделалась обитательницей вечной жизни[50], я сидел в таком месте, где, вспоминая о ней, рисовал ангела на некоторых дощечках[51], и, в то время как я рисовал, я обернулся и увидел недалеко от себя людей, которым подобало воздать честь. Они посмотрели, что я делаю, и, судя по тому, что мне потом рассказывали, они стояли тут некоторое время, прежде чем были замечены мною. Когда увидел их, я встал и, приветствуя их, сказал: кто-то другой был только что со мною, и поэтому я задумался. Когда они ушли, я вернулся к своей работе, т. е. продолжал рисовать лицо ангела, и, пока я работал, мне пришла в голову мысль сказать стихи в память ее годовщины и написать их тем, что пришли ко мне; и тогда я написал такой сонет, который начинается словами: я вспоминал — и который имеет два начала. Поэтому я и разделю его соответственно с тем и другим.

Я говорю, что, следуя первому началу, этот сонет имеет три части: в первой я говорю, что эта донна была в моей памяти; во втором говорю о том, что сделал со мной Амур; в третьей говорю о действиях Амура. Вторая начинается так: Амур в своей печали; третья так: и вздохам приказал.

Эта часть делится на две: в одной говорю, что вздохи мои вылетали, как бы говоря; во второй говорю, что одни говорили одни слова, другие — иные. Вторая часть начинается так: иные шли. Таким же точно образом делится сонет с другим началом, с той лишь разницей, что в первой части я говорю о том, когда эта донна пришла мне на память, а в первый раз не говорю этого.

Сонет XXVIII

Первое начало

Я вспоминал о донне всеблаженной,
Той, что вознес за доброту Создатель
В небесный рай, туда, где в благодати
Мария Дева царствует смиренно.

Второе начало

Я вспоминал о донне всеблаженной,
О ней рыдает и Амур со мною,
А вы, влекомы донны чистотою,
Пришли смотреть, что делал я, смиренный.
Амур в своей печали неизменной
Проснулся в сердце, мучимом тоскою,
И вздохам приказал лететь гурьбою,
И грустно понеслись они мгновенно.
С рыданьем из груди они, стеная,
Рвались, и лили слез потоки
Глаза мои в печали бесконечной.
Иные шли с трудом, скорбя глубоко,
И говорили: о, душа святая!
Вот год, как ты достигла жизни вечной.

Глава XXXVI

Через несколько времени я находился как-то в таком месте, где я вспоминал о прошлом, и я глубоко задумался, и мои скорбные мысли выражались на моем лице ужасной растерянностью. И я, заметив в себе это выражение муки, поднял глаза, чтобы посмотреть, не видит ли меня кто-нибудь. И я заметил тогда благородную донну, молодую и прекрасную, которая смотрела на меня из окна с выражением сострадания на лице; казалось, что вся жалость собрана была в ней. И так как печальные, когда они видят сочувствие в других, еще скорее склоняются к слезам, как бы жалея самих себя, то я и почувствовал тогда, что глаза мои хотят начать плакать, и, так как я боялся показать слабость свою, я отвел глаза от этой благородной донны и сказал потом сам себе: не может быть, чтобы в этой сострадательной донне не было благороднейшей любви. И я решил сказать сонет, в котором я говорю с нею, и я заключил в него все то, что мною рассказано в предыдущей главе. И, так как рассказ этот достаточно ясен, я не буду делить его.

Сонет XIX

Глаза мои видали сожаленье,
Что Вы в лице так ясно выражали,
Смотря, как полны муки и печали
Черты мои и все мои движенья.
И мне казалось, Вы, в воображеньи,
О жизни горестной моей мечтали.
Боялся я, чтоб Вы — не прочитали —
В глазах моих про все мои мученья;
И отвернулся я от Вас поспешно,
Чтоб скрыть свой взор, слезами омраченный,
Их пробудило Ваше состраданье,
И я душе промолвил неутешной:
О, как любовь прекрасна этой донны,
Что вызвала теперь мои рыданья.

Глава XXXVII