Нобелевский лауреат

— Давайте посмотрим видеозапись, прежде чем отправить одежду на экспертизу, — предложила Ванда. Крыстанов достал диск, который он получил на телевидении.

Диск засунули в компьютер Ванды, Явор расчистил свой стол, на котором аккуратно разложили одежду. Все вещи были не новыми, но отличного качества. Марка одежды им ничего не говорила, но ее легко можно было проверить. Ванда попыталась вспомнить, носит ли кто-то из знакомых ей мужчин шелковые рубашки, и, подумав, решила, что такого не знает, что уж говорить о твидовом пиджаке.

— Да, классные шмотки, — отметил Крыстанов. — Если я смогу так одеваться, то прямо с сегодняшнего дня становлюсь безработным писателем.

— Может, это секонд-хенд? — предположил Стоев.

— По всему видно, тебе никогда не приходилось покупать б/у, иначе ты бы сразу понял, что это не так, — резко ответила Ванда.

— А как понять? — не сдавался Стоев.

— По качеству, — пояснила она. — А также по запаху. Ношеную одежду чем-то обрабатывают, и она неприятно пахнет. Такой особенный запах. Вроде и нет его, но все же ощущается. Самое главное, после стирки не исчезает. И не только это, не знаю, как тебе объяснить. Просто, войди в какой-нибудь подобный магазин, и сам убедишься.

— А может, одежда куплена за границей? — продолжал выдвигать гипотезы инспектор из Перника.

— Наверняка: весь вопрос в том, кто их покупал. И если это сделал сам убитый, то зачем ему одежда на несколько размеров больше. Если, конечно, он не был полным.

— Жена сказала, что его вес уже давно оставался неизменным. Другими словами, он был худым.

— Везет же некоторым, — вздохнула Ванда.

— Что? — удивился Стоев.

— Ничего, — поспешила ответить Ванда и провела рукой в резиновой перчатке по штанине дорогих вельветовых брюк.

Ей не нужно было вновь смотреть видеозапись, ибо она сразу узнала пиджак. Насчет брюк не была полностью уверена, потому что они мелькнули лишь в самом конце, когда человек с черным капюшоном на голове упал на землю. Рубашка тоже была под вопросом, хотя Ванда была уверена, что одежда на человеке в видеозаписи и одежда на столе у Крыстанова — одна и та же. И все-таки, она подождала, пока коллеги несколько раз прокрутят фильм, чтобы не навязывать свое мнение. Может быть, из суеверия… Уж очень ей хотелось отыскать какую-то связь.

Мужчины не были единодушны, но все же под конец сошлись на том, что одежда на Войнове чужая. Вещи были схожи с теми, что мелькали в записи, но из-за ее плохого качества определить точно было невозможно. Нужно отыскать свидетелей, которые присутствовали на встрече с Гертельсманом в первый вечер. К счастью, таких было немало. Ванда тут же позвонила издательнице и получила от нее номер телефона того молодого бородача, который воодушевленно представлял писателя аудитории. Ей также удалось разыскать еще нескольких человек из числа организаторов встречи, которые могли бы вспомнить подробности одежды нобелевского лауреата, так как находились в непосредственной близости от него.

Стоев, видимо поняв, что дело потихоньку ускользает от него, помрачнел. Он свернул доказательства с таким сожалением, словно достал их из собственного гардероба. Теперь ему предстояло отнести их на экспертизу, а потом возвращаться в Перник.

На бледном шелке рубашки остались бурые пятна. Вероятно, писатель Войнов в полном неведении оделся, как на свадьбу, не подозревая, что попадет на собственные похороны. При этом, в чужую одежду.

А тем временем Крыстанов успел провести короткий разговор по телефону.

— Шеф сказал, что мы забираем и второе дело. Сейчас будем отрабатывать связь между двумя убийствами. Если не сумеем доказать, убийство Войнова вернем Пернику на дорасследование.

— Связь более чем очевидна, — возразила Ванда.

— Я передаю тебе только то, что сказал шеф. Если хочешь, позвони ему сама и выскажи свое мнение. Кроме того, он попросил меня напомнить тебе, чтобы ты не забыла выполнить какое-то важное обязательство.

— Спасибо, я вряд ли об этом забуду.

— И что это за обязательство, если не секрет? Разумеется, если не слишком личное.

— Мне нужно ежедневно докладывать министру. Ему просто жить не дают из-за Гертельсмана.

— И кто же это ему жить не дает? — захихикал Крыстанов.

— Международная общественность, — со всей серьезностью ответила Ванда. — В частности, европейская.

Крыстанов ничего не сказал, лишь лукаво взглянул на нее. Глаза его смеялись.

Ванда пожала плечами. Ее никогда не интересовали тайные внутриведомственные сценарии, и она никогда не стремилась в них участвовать. Крыстанов знал об этом. Другое дело, что среди коллег было и немало таких, которые искренне позавидовали бы ей, узнав о поручении министра.

«Интересно, за что?» — спросила она себя. Наверное, за хорошее отношение. А может быть, за возможность разбудить начальство в полседьмого утра без веской на то причины, если не считать мелочную мстительность госслужащего за то, что его унизили.