Нью-Йорка больше нет

— Да-да. Или лучше топот ожившего динозавра с лапами, большущими, как Эмпайр стейт билдинг! — живо подхватила Ко, подумав наверное, что Тимченко затеял с ней какую-то игру. — Кстати…

— А это идея! — баритон тут же уловил мысль Ко.

— Поехали, Пэт, я тебе таких динозавров покажу! — Ко потащила Тимченко вниз по лестнице.

На удивление Ко динозавры не произвели на Петьку почти никакого впечатления.

— А! — махнул рукой Тимченко. — Все одно что наши дворняги!

Ко переводила недоуменный взгляд со скелетов динозавров на Тимченко и обратно и никак не могла уловить сходство между вымершими рептилиями и украинскими дворовыми собаками.

— Понимаешь, скоро у нас будет жрать нече… — начал было объяснять ей Петька, да так и обмер на полуслове, уставившись вмиг ошалевшими глазами на гигантского червя: — Вот так змеюка подколодная!

— Да нет. Это всего лишь морской червь, — возразила Ко. — Совсем новый экспонат…

3

…Между началом поворота Петькиной головы и часом, когда Тимченко впервые ступил на землю Нью-Йорка, прошло незабываемых четыре с половиной недели. А с момента знакомства с чернокожей Мадонной — чудесной девочкой по имени Ко — наверное, еще столько же волшебного времени. В один прекрасный день, с упоением продолжая сожительствовать втроем — Тимченко, Ко и Нью-Йорк (баритон-дух был не в счет) — совершенно случайно, в который уже раз забредя в Верхний Вест-Сайд, они увидели, как снимают кино. К тому времени их уже не интересовал несколько напыщенный, многоступенчатый ансамбль Линкольн-центра — в Верхнем Вест-Сайде их притягивало к себе совсем иное. Может быть, им просто хотелось побыть наедине, а возможность обрести желанное уединение здесь казалась более реальной, нежели в других районах города. Из старинного здания Колумбийского университета, книжных магазинчиков с тихими вывесками, непритязательных, будто обращенных в самих себя кинотеатров и кафе выходили очень разные люди и, не оглядываясь, не бросая заинтересованных взглядов на Тимченко и Ко, шли по своим делам.

И вдруг Петька увидел, как снимают кино. Сначала он заметил бородатого оператора, катившего перед собой по рельсам камеру. Против него мужчина лет шестидесяти, не стесняясь, пытался поцеловать девочку, нисколько не старше Ко. Короткими тихими командами актеров направлял человек с мегафоном, сидевший на высоком табурете на краю съемочной площадки. Возраста режиссер был, по-видимому, такого же, что и актер. Но актер был гораздо полнее, если не сказать проще — толстяк. Режиссер, напротив, был худощав, в зеленой кепочке с длинным козырьком и очках в старомодной черной оправе.

— Вуди Аллен снимает «Деконструкцию Гарри-два», — с легкой усмешкой на спелых губах сказала Ко.

— Чего? — не понял Тимченко.

— У того мужика, что снимает кино, никогда не было проблем со счастьем, — решил пояснить баритон. — Вуди всю жизнь любит женщин и снимает любимое кино.

— Это тот — с бородой? — просто так спросил Тимченко.

— Нет, который в смешных очках. Которого любит муза по имени Сун Ии, — просто ответила Ко. Только сейчас Тимченко обратил внимание на девушку, стоящую рядом с режиссером. Она была так же молода, как юная актриса и Ко.

Китаяночка, или японочка, или полукровка, с преданными по-собачьи глазами, наклонив набок голову, она прижалась детской щекой к левому бедру старика-режиссера. Тимченко неожиданно облегченно вздохнул: по сравнению с этими двумя старперами он был еще молодцом.

— Быть счастливым никогда не поздно. Об этом фильмы Вуди Аллена, — сказала Ко и оглянулась.

— В них режиссер рассуждает о том, что ценность счастья в его краткосрочности. В любой момент оно может начаться и так же своевольно закончиться, — подхватил мысль Ко баритон. — Счастье подобно яблоку…

— Значит, Нью-Йорк — город большого счастья? — неожиданно для самого себя перебил Тимченко и тут же смутился.

— Здорово! Какое классное сравнение, Пэт! — восхищенно воскликнула Ко. Глаза чернокожей Мадонны блестели, как свежевымытые витрины супермаркета.

— В каком-то смысле это так, — гораздо сдержанней согласился баритон и уже совсем спокойно продолжил. — Так вот, счастье подобно яблоку, чья эволюция очень проста: созревание, зрелость, распад. Это с одной стороны. А с другой… Судьба играет счастливыми людьми подобно тому, как сами люди играют в кости. Режиссера интересуют те моменты, когда по воле случая выпадает, если так можно сказать, несовместимая пара костей. Как, например, та пара, которую он сейчас снимает: она еще в стадии созревания, он уже тронутый распадом. В данном случае он снимает фильм о себе самом. Но это еще не все. Я не зря сравнил счастье с яблоком, чей век очень короток. Пройдя стадии созревания и зрелости, счастье рано или поздно должно превратиться в гниль. Как яблоко, которое, никем не замеченное, сгнивает на ветке или под деревом. Но чаще всего счастье не успевает «пропасть» — однажды оно становится пищей голодного общества. А общество бывает голодным всегда.

— Любое общество — это червь, питающийся счастьем его индивидуумов, — подтвердила Ко и снова оглянулась. — Вон этот червь приближается к нам!