Ньирбатор (СИ)

Возвратившись в палату, я обнаружила на тумбочке возле койки книгу в обёрточной бумаге, а над ней возвышался хрустальный рог с семью красными розами. Видимо, целительница впустила сову, когда та принесла почту. Я хотела взглянуть, что за книга, но была слишком измождена для проявления любознательности. Как раз пришла целительница, чтобы поить меня очередной порцией снадобья.

После этого мне ничего уже не хотелось.

Суббота, 2 февраля

Дорогой мой дневник, я должна это записать. Сегодня мои руки наконец-то дотянулись до книги. Это оказался — трепещи вместе со мной! — труд Гарма Годелота «Mors Victoria» в запрещённом старовенгерском переводе Марселлиуса. В книге была записка:

«Мисс Грегорович,

Это подлинный Mors Victoria, второй том из цикла «Розы ветров», утраченного труда вашего предка Годелота. Могу вас заверить, что эти знания понадобятся вам в ближайшем будущем. Сейчас вы не можете сполна понять что к чему, но очень скоро всё станет на свои места. Желаю вам скорейшего выздоровления.

Искренне ваш,

Дамиан Розье»

Книга, по всей видимости, воспроизводит более раннее издание, так как на титульном листе значится дата: 1605. «Моя душа — роза, которая вот-вот начнёт ронять лепестки», — гласит эпиграф. Ощущение тайны, словно зoлотой туман, проникло в мой разум, когда я принялась листать книгу. При этом я ощущала некое жжение в области груди, которое спустя несколько минут сменилось обволакивающим теплом.

«Эти знания понадобятся вам в ближайшем будущем». Как это понимать?

Записка Пожирателя ровным счётом ничего не объяснила, только вбила в голову гвоздь болезненной любознательности.

Я убеждаю себя, что два-три дня не играют роли: убегать сломя голову я не собираюсь, но и терять времени попусту не стану. Пока могу и почитать.

Воскресенье, 3 февраля

По моим подсчётам я лежу в больнице Лайелла вот уже вторую неделю. Когда пришла целительница, чтобы в очередной раз поить меня отвратным снадобьем, я спросила её, как скоро мне можно будет вернуться домой, и старалась произнести вопрос как можно спокойнее, хотя меня колотила дрожь от нетерпения. «Уже скоро, — последовал ответ. — А дома тебе придётся ещё некоторое время пить снадобья из бересклета и листьев шелковицы. Ожоги были хлесткие, не то слово»

Нет для меня наказания хуже, чем оставить Ньирбатор на целых две недели. В такие-то тёмные времена... Меня озадачивает то, что ни Варег, ни госпожа Катарина не удосужились проведать меня. По словам Агнесы, Варег сидел здесь целыми днями, когда я была без сознания. Видать, такой я ему больше нравлюсь. Не мстит ли он мне за то, что после Мазуревича я не приходила к нему? Но и он избегал меня. После той неудачи мы словно опротивели друг другу.

Но госпожа Катарина?.. Неужели ей так претит проигравшая душенька? Неужели для неё это верх неприличия? Я подозреваю, что Агнеса приходит ко мне по её поручению, ведь такое участие ей несвойственно. Возможно, госпожа боится быть в долгу перед Шиндером. Он ведь далеко не старый добряк и просто так никому услуг не делает. Розье отчего-то поддержал замысел профессора спасти меня, а это слишком подозрительно.

Первым делом, когда вернусь домой, надо будет послать ему сову и спросить, что всё это значит.

MORS VICTORIA

Душа! Какое громкое слово. Какое прелестное изделие из дутого стекла, расставленное на этажерках этого дряхлого мира. Если моя душа — роза, то для неё нет ничего более естественного, нежели ронять лепестки.

Роза, роняющая лепестки — это линза, призма и зеркало, отражающее определённое состояние оригинала в его времени и местоположении. Крестраж конструируется таким образом, чтобы отражать лучи, воспринимаемые не зрением, а ocтаточными или забытыми oщущениями.

Крестраж может повелевать всеми существами: ползающими, плавающими, ходящими и летающими даже туда, откуда нет возврата. Сие творение, в определенном смысле, обладает потребляющим свойством, а это является ещё одним способом, если не для физического проникновения осколка души, то для внедрения своего восприятия, внушения и влияния.

Крестраж располагает тремя факторами: метод, возможность, мотив. Он якобы мертвый, но видит сны, блуждая в неведомом пространстве; молчаливо вынашивает свою думу; ощущает присутствие другого существа и при удобном случае порабощает его.

То не мepтво, что вeчно ждет, таяcь.

И cмерть погибнeт, с вечнocтью боряcь.

Я исчерпывающее изучил все письменные свидетельства о разделении души — от времен бытования легенд о цикличности сущностей, заключенных в единой душе. Существует небольшое число свидетельств — отрывки из старинных преданий или записи из дневников — долгие годы поражавших меня, поскольку в них я находил параллели собственной хоркруксии. Хотя эта гипотеза встречается крайне редко, тем не менее подобные случаи зафиксированы в летописях человечества. Иной век может содержать один-два случая; другой — ни единого или, по меньшей мере, ни единого оставившего по себе след.