Ньирбатор (СИ)

Беззвучно засмеявшись, Лорд подтолкнул меня к кровати. Нагайны там уже не было. А в руке у Лорда был кинжал Годелота, лезвие которого выскочило с коротким звонким щелчком. Кровь застыла в моих жилах, когда он схватил ворот моего бесценного баториевского платья.

 — Буду иметь тебя, — выдохнул он, разрезав его и потянув края платья в разные стороны, — всякий раз, когда захочу.

Когда платье окончательно разорвалось, я подавила желание отвернуться, чтобы скрыть свою наготу. Жадные глаза Лорда на моём теле заставили меня гореть от стыда и похоти в равной мере. Что он увидел, что заставляло его смотреть на меня вот так?

Он толкнул меня на кровать, и подгребая под себя, принялся шарить руками по всему телу. Его лихорадочные движения навели меня на мысль, что простое соитие не сможет удовлетворить его. Он убьёт меня, как только кончит.

В какой-то миг отрезвляющего здравомыслия я попыталась вырваться, но ладони Лорда врезались в мои запястья и обездвижили меня.

— Похвальная гордость... — Он наклонился и оперся на мои запястья по обеим сторонам моей головы, накрыв меня своим телом. — И проклятая дурость. Этих рук достаточно, чтобы вывернуть тебя наизнанку.

Одной рукой он распахнул свой сюртук. Затем жилет и рубашку. Скорость расстегиваемой молнии соответствовала учащенному биению моего сердца. Стройный торс суживался к узким бедрам. Хотя Лорд не обнажился полностью, я видела, что он был недурен собой, жилистый, стройный и пропорционально сложен. От вида его возбужденной плоти сердце у меня быстро забилось. Как можно было думать, что я смогу этого избежать?

Он завладел моими губами, вжав мою голову в подушку. Губы были мягкие, а рот — нет. Рот впивался и требовал большего. Жаркие позывы прострелили меня.

— Милорд, — прошептала я, не в силах выговорить имя, которого не знаю.

— Ты не так холодна, какой притворяешься, — хриплым голосом изрёк он. — Не пора ли признаться, что ты умираешь по моим прикосновениям? Что ты грезишь о них, а? Грязная душенька? Твоё сердечко начинает биться чаще, как только ты видишь меня...

Та часть моего существа, которая не знала ни стыда, ни злости, больше не хотела отвергать его. Она вынудила меня отвечать на его грубые ласки. О боги... смогу ли я выдержать всю силу его похоти и не повредиться в уме?

— Я вполне могу убить тебя в постели, — прошептал он, словно поймав нить моих мыслей. — Я могу сделать с тобой всё, что угодно. Всё, что угодно, и ты не сможешь помешать мне. Сама твоя душа обнажится передо мной. Ты будешь у меня кричать. — Его губы растянулись то ли в улыбку, то ли в гримасу. — О, как часто я думал об этом с неистовым удовлетворением...

Он ласкал меня, шептал мне грубые слова, угрозы и дерзкие предложения. Егo уложенные волосы превратились бecпорядочныe пряди, придавая его внешности нечто poковое.

Схватив меня за бедра, он резко дёрнул их на себя. Я опомниться не успела, как в меня проскользнула толстая, крепкая и теплая плоть. Дёрнувшись, Лорд выдохнул с шипением. Его глаза, такие холодные и внимательные, ничего не упускали. Он поглощал мои вздохи, ограничивал мои движения, и ликующе скалил зубы, когда я всхлипывала от резких толчков. Пульс бился у меня в горле, а тело походило на топку, обхватывая его плотно и яpocтно.

— Ты вся горишь... вся моя... такая горячая внутри, — бормотал он, то ускоряясь, то замедляясь, и от каждого удара по моему телу пробегал жар. — Сжимаешь челюсть, чтобы заглушить стоны? — Он принялся проталкиваться до самых глубин. — Ты будешь у меня кричать.

Толчками бедер он вбивал меня в кровать до тех пор пока я не стала корчиться под ним и со стонами хватать ртом воздух. Казалось, что не тело, а моя душа задыхалась и металась на простыне. Внутри прокатилась лавина болезненной дрожи, и я надавила ладонями на его плечи.

— Вот так-то, — проскрежетал Лорд.

Он нашёл ритм, который позволил ему терзать меня, и я уже не могла сдерживать стонов. Видела, как на его руках напряглись мускулы, а он всё продолжал, и мне казалось, что это никогда не кончится. Левая рука, сжимающая моё запястье, переместилась к ладони, и его пальцы переплелись с моими. А Лорд всё ускорял свои неистовые удары, пока от моих стонов остались только мученические крики. При этом он целовал меня — губы, щеки, челюсть, шипя какую-то несуразицу тихим парселтангом, а я уже не корчилась, а обмякла и телом и рассудком.

В постели он мало походил на человека. И я сама не чувствовала себя прежней. Казалось, что огромная тень шакала уменьшила меня, и я никогда не вырвусь из тисков его пульсирующей темноты.

— Ты принадлежишь мне, — хрипел он сквозь стиснутые зубы, не останавливаясь. Слова были под стать его толчкам, его грубости, его сути. — В моей власти твоя жизнь. Твоя смерть. И каждый жалобный стон.