Ньирбатор (СИ)

— НЕ НАДО, УМОЛЯЮ! — взмолился Сол. Окинув и Лорда и почему-то меня обезумевшим взглядом, он ровно произнёс: — Он плачет. Сильно плачет, очень, очень громко.

Его заметно трясло, точно загнанного зверя, который не выносит унижений, но которому есть что терять. Среди всех жующих и пьющих я не обнаружила ни одного сочувственного взгляда. Но кому придёт в голову сочувствовать палачу? Только золотисто-карие глаза Нины смотрели на лысого с едва скрываемой скорбью. Она стояла, облокотившись на стойку и всем своим видом говоря: «Это несправедливо, но иначе никак». Знать бы, что тут было и каким образом всё так обернулось... Понятно было лишь одно — дом Вальдрена Лорд, что называется, узурпировал; в басню о завещании я ни на секунду не поверила. Лорд меж тем при виде тотального излома жертвы продолжал добивать.

— Напеваешь ему тот куплетик, да? — поддразнивал он. — Сол, ах, Сол. Экий пошляк. Что бы отец сказал? — Губы Лорда подрагивали от веселья. — Ты сию же секунду воспользуешься своим грязным языком, чтобы спеть мне ещё раз. Да, потявкай мне в самые уши!

«Это не может быть явью, это сон». Но я не просыпалась, в моих ушах ядом сочился голос Волдеморта. Казалось, вечность прошла, мир погиб, остался только Хостис, и хищник всё клевал, терзал и сплёвывал. Берта давным давно уже вылезла — за своей пилюлей, разумеется. На её лбу выступил характерный пот, а на лице рисовался такой ужас, как если бы злой дух сграбастал её душу и навсегда разлучил с любимым Криспином. Наигравшись с Солом, Лорд отослал его прочь, поднялся во весь рост и наклонился мимо меня, чтобы взять свой саквояж. Наконец достал пилюлю.

Я молча прошла мимо него и направилась к лестнице, ведущей в наш с Бертой номер. Лорд следовал вплотную за нами, такой высокий, что его тень на ступенях полностью накрывала наши.

Бегло оглянувшись, я увидела, как трактирщица смотрит нам вслед с малопонятным выражением, а эльфийка собирает со стола тарелки, стаканы и остатки гуся, запечённого с черносливом, кладёт на поднос и уносит.

Когда мы наконец достигли второго этажа, где находились наши номера, я юркнула в дверь, затащив Берту и тут же заперлась защитными чарами. Он позволил. Мог бы не позволить. Золотое, однако, сердце. Будь оно трижды проклято.

Обстановка в номере была довольно уютной: туалетный столик в виде ведьминого алтаря, огромный комод, две кровати и ванная комната, куда вела дубовая дверь. Украшением был висящий на стене между кроватями веер неопределённого цвета и длиной с рост ребенка. Псило-Берта по-рыбьи таращилась на веер и настояла на том, чтобы я к ней присоединилась. А как бы иначе я рассмотрела, что веер вырезан из человеческой кости? Вернее, из коллекции костей, сплющенных рукой злого мастера. Ярким контрастом этому вееру были белоснежные полотенца, сложенные на комоде с трогательным бантом и шоколадными лягушками.

Благодаря псилобицинам Берта восприняла веер с точки зрения счастливой ведьмы, видящей дурной сон, перецепилась за завёрнутый край ковра и рухнула на постель. А я была лишена такого уютного умопомрачения. Торопливо переоделась в ночнушку; не умывалась, не расчёсывалась и не смотрела в зеркало. Страx сковал мои движения, и напряженность минувшего дня дала о себе знать. Я легла и плотнo укуталаcь, подавляя дpoжь, но coлод был внутри меня. Лёжа на спине, я разглядывала лепныe узopы на потолке.

С головы всё не шёл этот Сол, зеленоглазый палач, жертва Волдеморта, смертельно обиженный человек. При первом же взгляде на него меня сразу охватило дурное предчувствие. Он что-то знает, чего не знаю я, но что знать должна... Подумать только, живёт с женой и маленьким ребёнком в гостинице... Как унизительно. Подозревал ли его отец, что так будет, когда приглашал в свой дом Волдеморта? Бедолага Вальдрен. Бедолага Сол. Бедняжка Албания.

Бессовестный узурпатор. Насмешник. Чернокнижник. Осквернитель. Притеснитель. Демон. Человеконенавистник. Как права была Елена Рейвенкло. Я знала это, но не так исчерпывающе.

Агнеса говорила, что чем больше времени проводит с Розье, тем чаще в нём приоткрывается мягкая сторона. Не могу того же сказать о Лорде. В нём всё чаще приоткрываются вертикальные зрачки, и тогда мне кажется, что моя свобода — не более чем мерцание света далёкой звезды. Вспомнился Эйвери... Отогнав все мысли о нём, я перебирала в уме накопленные ведомости о том, куда попала.

«Источник к северу от Бержиты есть сама опасность. Он помнит твоего отца. Ему пришлось бежать, когда местные прознали о его необычной палочке». То, что изрекала женщина в пентаграмме, было для меня абракадаброй, но Лорд её разгадал, потому что северной границей Бержиты есть дом Вальдрена. Но опять-таки: при чём тут мой отец? О какой палочке идёт речь? Если была причина скрывать дружбу с Вальдреном, то дела плохи... Отец однажды собирал древесину в этих краях, но дома почти не рассказывал о своём опыте. Казалось бы, с какой стати ему что-то умалчивать?