Вскоре от дикого дерна простыл след. В склепе уже курчавилось ржавое, кислое, безумно одуряющее зловоние, когда Лорд наконец изъял у женщины безобразную глыбу мышц. Сердце всё ещё сокращалось, булькая и выбрасывая брызги тёмной крови, точь-в-точь «бычья кровь», самое знаменитое венгерское вино. Я тяжело сглотнула — меня едва не стошнило.
Обряд предписывал изъять сердце под конец, и по мере сгущения невыносимого зловония, его булькающий припев затихал. Кровь у женщины была куда темнее, чем у Олафа, — но она хотя бы не мучилась. Одно дело, когда тебя убили и выпотрошили, другое — когда ты жив, но твои кости торчат наружу. Олаф от страшных мучений пустил в брюки не одну струю. С тупой восприимчивостью бочкообразных упырей даже сравнивать не буду.
В продолжение нескольких минут Лорд держал сердце в обеих руках, и его дрожь ослабевала. Пока он с придыханием шептал заклинание, я поймала себя себя на том, что мои губы беззвучно шевелились. «Ведь я знаю это заклинание! — набросилась мысль. — Это моё заклинание, я его создала! Доказательство — у меня в тетради!» Не знаю, что на меня нашло, но я в тот миг обещала себе, что буду требовать от Лорда чего угодно, ведь это в моём склепе он шепчет моё заклинание, созданное на основании трудов моего предка...
Потому ли, что спокойствие моё было имитацией, или потому, что я немигающе смотрела на Лорда, моя рука дрогнула, и палочка выпала из руки. Когда он обратил на меня свой взор, я не увидела ожидаемого презрения — ликование, и только.
А кое-кто уже просыпался. Медянка сначала подрагивала мелко и нерешительно, а потом стала извиваться красочными кольцами. С её раздвоенного языка тягучей каплей стекал яд — на груду органов, на висок мертвой женщины и её волосы, причем глаза медянки неотрывно смотрели на Лорда. Свою партию в этюде она сыграла; крестражем, разумеется, не стала, но доказала, что с Маледиктусом у Лорда проблем не возникнет.
— Великолепно, — произнёс он своим самым спокойным, то бишь самым устрашающим тоном, и, тщательно обернув сердце тканью, покрытой невозможными, на первый взгляд, комбинациями рун, положил его отдельно от остальных органов.
«Получилось», — просочилась в мой отупевший от ужаса мозг связная мысль.
Я хотела подняться, но конечности онемели — колени словно затянуло в болотную трясину. Осмотревшись я как бы впервые увидела склеп: своим расположением и предназначением он и вправду подходит для черномагического действа. В памяти всплыли кадры того, чем мы тут с Гонтарёком из года в год занимались; госпожу хватил бы удар. С каждой минутой, проведённой подле Лорда, мне кажется, что я отдаляюсь от внешнего мира c его нравственными нормами, приближаясь к...
Мой взгляд застыл на алых разводах запекшейся крови на моих чулках.
— Вы... вы говорили, что здесь... сегодня... отчёт, — не своим голосом промямлила я. У меня был шок. Я не могла не думать о том, что темномагический след не поддаётся Тергео. На одежде Волдеморта не было ни следа от брызг, ведь я так старалась со своими снежинками, заботясь в первую очередь о его одобрении. Белизна его рук снова была безупречной — когда он успел?
— Отчёт состоялся, — ответил Лорд и равнодушно, словно через бревно, перешагнул через труп женщины.
Я молча таращилась на него, а он добавил менторским тоном:
— Никаких отчётов в склепе. Ты испортишь себе зрение, если будешь читать при люмосе или лампе, одетой в тёмный абажур, — и он кивнул на лампу, которую я с такой прилежностью выколдовала на прямоугольном столе.
В ответ на моё молчание Лорд кивнул преувеличенно-сочувственно и как бы в ожидании моих дальнейших действий прислонился плечом к дверному косяку. Я всё ещё не могла подняться и чувствовала себя нелепо.
А кое-кто уже пополз к выходу.
В движениях этой янтарной малютки была неописуемая атласистая грация. Я понимала, что медянка не представляет опасности только для змееуста, но не могла не любоваться её гибким туловищем, подернутым золотым блеском, на котором даже не было следов крови, как будто медянка без усилий отметала всё грязное.
Высунув язык, который затрепетал совсем уж по-любовному, она подползла к ноге Лорда, но не решалась к ней прильнуть. Не знай я, что тут случилось и куда всё движется, это зрелище тронуло бы меня. Лорд перешёптывался с медянкой, она волнисто покачивала головкой, — я заворожено наблюдала за ними, не ожидая подвоха.
Был миг, когда Лорд сосредоточенно сдвинул брови и после минутного колебания прошипел что-то тише прежнего. Ещё разок высунув язык, медянка свернула себе шею.
В голове у меня уxнуло, будто мeня огpeли тугo набитoй подушкoй. В горле запершило. Внезапные слезы. Жжение в глазах.
— Зачем? — выдавила я, ещё глубже оседая в болотную трясину, которой теперь казался весь склеп.
Волдеморт перевел взгляд с мёртвой змеи на мёртвую женщину. И на меня.
— Понимаешь, — сказал он, морща лоб, — я очень, очень деловит, и высоко ставлю свою деловитость, доходя иногда до грубости.
— Но ме... — всхлипнув, я запнулась, — медянку зачем?
— Лишняя пара глаз мне ни к чему. В этом деле — только я и ты.